— Три — изнанка, две — лицо, — прошептала подруга и мельком сказала: — Эльба, может?
— Нет. «Р» в середине. Р-р-р, — зарычала она и засмеялась. — Ладно, не знаю. Дальше пошли. «Масличное растение», семь букв.
Задумалась.
— Если масличное, так лен, поди, или конопля, — сказала хозяйка весело и бросила в ведро длинную спираль картофельной очистки.
— Ко-но-пля, точно. Вот здорово! — улыбнулась девушка.
…Она наконец решилась. Пересекла по тропинке соседский двор и стала подниматься на крыльцо
— Верка идет, — увидев за стеклом пеструю косынку, сказала хозяйка. И шепотом добавила: — Вы ее очень-то не слушайте. Она хоть и тихая, и работает ладно, а только как мужика у нее в войну убило…
Дверь несмело скрипнула, и она вошла — маленькая, сухонькая, седая. Стоя у двери и все держа руки под фартуком, поклонилась девчонкам. И те, не сводя с нее глаз, вежливо поздоровались.
— Гляжу, значит, учитесь? — тихо и серьезно сказала она. — А я мешаю небось?.. Тогда я после приду.
— Да что вы, нет! — улыбнулась та, что с вязаньем, и вторая журнал отложила, приподнялась на локте.
— Проходи, Вера, садись, — грубовато и дружелюбно сказала хозяйка. — Сейчас ужинать будем. Вишь, девки мои, студентки, отдыхают. В поле нынче намотались с непривычки. Садись, садись.
Дробная музыка заливала избу. Клубок красной шерсти опять запрыгал в чугунке.
Женщина села у стола, на край табуретки. Темными, запавшими глазами добро взглянула на девчонок.
— Дело у меня к вам, — опять тихо и серьезно сказала она и вынула руки из-под фартука. — Письмо отписать надо, — и протянула новенький конверт с яркой картинкой.
— Да не трожь ты их, — вдруг недовольно протянула хозяйка, наливая воду в чугун. — Ты ж недавно писала.
Женщина обиделась. Поджала сухие губы.
— Еще надо. А тебе жалко, что ль?
— Да не жа-алко, — опять недовольно протянула хозяйка. — А устали девки. Чего зря расписывать-то.
Женщина помедлила, будто прислушиваясь к модной мелодии, льющейся из приемника, медленно поднялась.
Красный клубок в чугунке замер.
— Да что вы?! — обе девчонки разом соскочили с кровати. — Конечно, напишем. — И хозяйке: — Ну зачем вы так, нам же нетрудно.
Хозяйка только рукой махнула и вышла в сени.
Они расположились на краю стола. А девчонка, что в пестром платьице, выключив приемник, опять уселась за вязание.
В комнате стало тихо-тихо. И тогда женщина, подперев щеку темной ладонью, стала диктовать:
— «Здравствуй, милый мой Вася. Пишет тебе жена твоя Вера».
Она не мигая смотрела на первые строчки, появившиеся на белом листе.
— «Ты небось думаешь, непорядки у нас? И беспокоишься? Так ты не думай. Дочка-то наша нынче бумагу на бухгалтера получила. В район подалась… — Постепенно глаза ее будто оттаивали, улыбались. — Улетела голубка наша из дому. А красавица стала, а умница — не узнать. Председатель жалел, что уехала…»
Девчонка писала с перерывами, поднимая голову и молча глядя на женщину. Белые пряди упали на лоб. Строки неровными рядами шли по бумаге.
— «А Шурка вчера письмо прислал с моря. Приветы все шлет. Так ты об нем тоже не сомневайся. Отплавает — вернется. Помощником в доме будет. А костюм твой новый, шевиотовый, я на солнце вешала. Помнишь, он тебе в плечах узковат был…»
Женщина уже не смотрела в бумагу. Она смотрела куда-то за окно очень ясными, вдохновенными глазами и тихо говорила:
— «А сейчас одна я. Все жду да жду. Сарай бы починить надо. Вот скоро пенсию получу. Да еще в конторе дадут за работу. Мы нынче настоговали много…»
На секунду она замолчала. Потом уже деловито взглянула на лист и закончила:
— «Привет тебе от кладовщика Федора. От соседей наших Лезиных. А также шлет привет Надька-буфетчица, у нее весной внук родился. На том кончаю. С приветом к тебе. Жена твоя Вера».
Она бережно вынула из кармана и положила перед девчонкой пожелтевший, почти истлевший от времени треугольник солдатского письма:
— Адресок тут его. Вижу я плохо.
И девчонка прочла на конверте еле видные, стертые временем строки обратного адреса:
— Баутцен на Шпрее. Полевая почта… 2… 4… Горохову Василию.
— Точно, Василию. А Шпрее — это река такая в Германии, — пояснила женщина. — Он писал.
Девчонка медленно подняла голову. И женщина взглянула ей в глаза:
— А ты не знаешь, голубка, далеко это?
И девчонка потупилась:
— Далеко.
В избе смеркалось. Гостья, тихая и довольная, спустилась с крыльца. Мелко шагала она через двор к калитке. Ее руки под фартуком бережно держали письмо.