— Это очень даже хорошо, — подмигнул Ермаков Сашке. — На сердитых воду возят.
— Туфту гонит, — вцепившись в руль, прохрипел весь еще багровый Чикин. — Если Васька герой, то я — Анка-пулеметчица.
Надежда фыркнула.
— Ты чего? — оглянулся на нее Чикин.
— Представила.
— Кого?
— Вас. За пулеметом.
— Увидишь еще. Припрет, так и пулеметы в дело пойдут. А этого деятеля я и без пулемета достану. Места у нас опасные, мало ли что с человеком может по неосторожности случиться.
— Вряд ли он будет неосторожен.
— Доложим, что по неосторожности. А Ваську мы сейчас все равно возьмем. Весь поселок в свидетелях будет, как он органам власти сопротивление оказывает.
Василий неторопливо шел к конторе коопзверпромхоза. Серуня, с трудом кативший навстречу по обочине разбитой дороги мотоцикл с коляской, разглядев Василия, остановился и, дождавшись, когда тот пройдет мимо, громко отрапортовал:
— Докладаю. Провокация не удалась. Так что Аграфена Иннокентьевна спасла гражданина попа в самый последний момент.
Василий остановился.
— А пострадавшая сторона, как всегда, Серуня. Что инвалид, никто во внимание принимать не желает. Качу вот эту хренотень из последних собственных сил.
— Излагай дальше, раз начал.
— Надежда у них была, что поп со мной к покойнице на энтом транспорте зарулит. А за похищение его собственных средств передвижения Кандей крутую разборку должон.
— Какое похищение?
— Так вот… — Серуня пнул колесо мотоцикла. — Кандей ведь как? Сначала врежет, потом разбираться начинает. Расчет, что сразу слухи пойдут: посягательство на чужую собственность. Что и требовалось доказать.
— Кому требовалось?
— А матушка ваша, заместо того, кому требовалось, против меня силовые приемы.
— Кто покойница?
— Это так… В виде приманки. Заглотил уже. А тут баба Груня с сумкой…
— Ждут еще?
— А то нет. Кандей для испугу, а сам для серьезного разговору.
— Садись! — приказал Василий, усаживаясь за руль мотоцикла.
— Там еще наличие органов исполнительной власти возможно. Чтобы угон зафиксировать. Я, между прочим, крест помогал водружать.
— Куда едем? — спросил Василий, когда Серуня неудобно устроился в коляске.
— Так на хоздвор, куда еще. В конторе дожидаются. Кандей премиальные на «ландыш» обещал. В случае, если поп. За тебя, Василий Михайлович, потребую в двойном размере. Ждали Гришку, а приедет Мишка.
В предчувствии предстоящих событий Серуня радостно хихикнул.
Мотоцикл круто развернулся и с оглушительным треском запылил по улице.
— Едут! — услышав знакомый треск мотоцикла, сказал Домнич и направился к своему рабочему месту за большой директорский стол.
Милиционер, Бондарь с перевязанной рукой и расцарапанной физиономией, и еще тройка мужиков, вызванных в качестве понятых, торопливо расселись на расставленные вдоль стены стулья. Хозяин мотоцикла, местный амбал, используемый Домничем в качестве личного телохранителя и охранника конторы, Григорий Кандеев, по замыслу должен был как потерпевший встретить подъехавших во дворе и с возможно большим шумом при возможно большем количестве свидетелей доставить похитителей в кабинет начальства.
— Сейчас мы гражданину священнослужителю вежливо и культурно разъясним, ху есть ху и какого направления надо придерживаться в местной политической жизни. Где тут карамболина, где карамболета, кого слушать и в каком направлении проводить религиозную агитацию. Между прочим, может стать очень даже полезным союзником, если правильно сориентируется.
Услышав шум, неразборчивые голоса, звуки ударов и тяжелого падения тела, Домнич недовольно поморщился.
— Я же объяснял — работать культурно, вежливо, осторожно. Зачем устраивать девичий переполох из-за какого-то старого мопеда? Это же не местный контингент.
В дверь осторожно постучали.
— Не заперто, — весело сказал Домнич. — Милости просим.
В кабинет заглянул Серуня, оглядел собравшихся, спросил:
— Входить или как?
— Гостям всегда рады. У нас тут места таежные, народ грубый, но справедливый, чужую собственность привык уважать… защищать всеми подручными средствами…
Домнич не договорил, увидев вползающего в кабинет на четвереньках Кандея. Тот мутным взглядом обвел собравшихся и, не в силах справиться с непривычной для себя болью и дурнотой, распластался на пороге, со стуком приложившись бритой головой о деревянный пол. Собравшиеся болезненно вздрогнули от стука и, все как по команде, перевели взгляд на изумленно привставшего со своего места директора коопзверпромхоза.