Идти пришлось почти через весь поселок. Люди останавливались и долго смотрели им вслед. Лишь одна старушка поклонилась и, перекрестившись, закрыла рот рукой.
Церковь стояла в глубине обширного, заросшего травой двора. Дверь её была распахнута настежь и изнутри доносилось громкое пение буддийских лам.
— Я туда не пойду, мне страшно, — сказала девочка.
— Беги домой, — согласился отец Андрей. — Придешь в следующий раз, я тебе все расскажу и покажу.
Девочка убежала. Отец Андрей хотел перекреститься, раздумал и решительно вошел в храм.
После яркого вечернего солнца глаза не сразу привыкли к полутьме. Оштукатуренные белые стены, чисто вымытые окна, небольшой иконостас. По недавно выкрашенному полу проложена дорожка из газет к большой грубо сколоченной стремянке, на которой сидел худой, заросший человек в перепачканной краской джинсовой куртке и по набросанному углем рисунку раскрашивал изображение Пресвятой Богородицы, державшей на вытянутых руках плат Покрова. Рядом с художником стоял магнитофон, и внутри пустой церкви низкое горловое пение тибетских монахов казалось не только неуместным и чуждым, но и, действительно, страшноватым.
Приглядевшись, отец Андрей понял, что его сразу неприятно резануло при первом взгляде на раскрашиваемую фигуру Богородицы. Неканонический рисунок и локальная, не иконная яркость первых наложенных на штукатурку красок подсказали ему первоисточник, который явно послужил примером для художника. Оставив сумку у порога, он подошел к стремянке, на которой ничего не замечающий вокруг художник торопливо накладывал большой кистью мазки. Отец Андрей выключил магнитофон. Художник вздрогнул и испуганно оглянулся. На заросшем густой бородой лице глаза у него были такие большие, светлые и по-детски растерянные, что отец Андрей, уже заготовивший гневную тираду, растерянно замолчал. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.
— Я подумал, если церковь Покрова, то надо Богородицу с Покровом… Арсений Павлович согласился. А вы, наверное, отец Андрей, да? Арсений Павлович поехал вас встречать, а у Маши опять припадок. Пришлось вернуться. Он там, а я сюда. Хотелось к вашему приходу… Я вижу, вам не нравится. Что именно?
— Всё!
— Всё, всё?
— Всё, что вы тут намалевали.
— Написал.
— Намалевали. Рерихом увлекаетесь?
— Он был православным человеком.
— Вот именно — был. Слезайте оттуда. Слезайте, слезайте.
Художник неловко спрыгнул на пол.
— Как прикажете вас величать?
— Олегом. Олег Викторович. Просто Олег.
— Крещеный?
— Хочу.
— Веруешь?
— Конечно.
— В кого?
— Честно говоря… До сих пор сомнения. Но во все чистое, светлое и хорошее хочу верить. Ей-богу!
— Все чистое, светлое и хорошее и есть Бог. Художник?
— Окончил художественное. Потом медицинский три курса. В милиции год. Потом сюда.
— Почему в милиции? Сидел?
— Участковым работал. Самый тяжелый участок в городе достался. Думал, ещё год поработаю — вообще ни в кого верить не буду. Хорошо Роман Викентьевич подвернулся. Только здесь тоже…
— Что?
— Далеко от неба.
— Думаешь, в Тибете до него ближе?
— Если бы знать. Вы, наверное, устали, не ели ещё ничего. Идемте к Роману. Идемте, идемте, он ждет.
— Хорошо, пойдем. А это все придется убрать. — И он показал на рисунок.
— Все?
— Все.
— А мне нравится. Роман Викентьевич тоже не возражал.
— Что он за человек?
— Кто?
— Этот… Роман.
— Роман Викентьевич? Так вот сразу не скажешь. Другой.
Отвечая, Олег переодевался и сейчас замер в задумчивости, так и не засунув одну ногу в штанину.
— Другой — это как?
— Ну, все здесь такие, а он другой. Поэтому непонятно — зачем он здесь. Нет, сейчас понятно зачем. А зачем раньше — непонятно.
— А сейчас зачем?
— Он вам сам расскажет. Хотя, может, и не расскажет. Пока своими руками их не уничтожит. Или я, говорит, или они. Такая вот цель. Вы, конечно, осуждать будете.
— Буду.
Продолжая разговор, они вышли из церкви. Олег запер входную дверь.
— А я не знаю. Если каждому щеку подставлять, они только рады будут. Беспредел начнется.
— Кто «они»?
— Карма у здешнего народа просто катастрофическая. Поколение за поколением все хуже и хуже. Поэтому вырождение. Я давно уже пришел к выводу — единственный выход в самосовершенствовании. Вы не согласны?