— Еще не случилось, но может. Очень даже может. А ты давай сейчас к себе беги. Беги, беги. Василий вернулся.
Аграфена Иннокентьевна охнула, приложила руку ко рту, как-то жалко, неверяще посмотрела на Зарубина: — Правда, что ль?
— Правда, правда, своими глазами видел.
Аграфена Иннокентьевна с неожиданной легкостью сорвалась с места…
Она торопливо шла по узкому деревянному тротуару, иногда даже пробегала несколько шагов и чувствовала, что чуть ли не каждый, кто попадался навстречу, останавливался и смотрел ей вслед. Взгляды были любопытные, неприязненные, иногда злые, иногда сочувственные. Но Аграфене Иннокентьевне почему-то они все казались испуганными, и она, с неожиданным для себя ожесточением, шептала: — Теперь посмотрим, как оно все обернется… Теперь все разберем…
— Слышь, Аграфена, — окликнул её от магазина старик Шабалин. — Поди-ка сюда!
— Чего надо? — так и вздернулась она вся, с ненавистью глядя на тонкие синюшные губы бывшего властителя этих мест.
— Твой интерес, потом, смотри, не пожалей.
Аграфена Иннокентьевна нехотя сделала несколько шагов к кучке мужиков, как всегда, окружавших высокую худую фигуру хозяина.
— Пенсию который месяц не везут. Чем Василия встречать будешь? Какая радость на пустое брюхо и сухую глотку? Так?
— Моя забота, — огрызнулась Аграфена Иннокентьевна.
— Понятное дело, твоя. Только мы не по нынешним, а по прежним нашим законам проживать должны. Как тогда провозглашали? — Человек человеку кто?
— Друг и товарищ, — услужливо подхватил Шевчук.
— Во. Правильные лозунги были. Мне, старику, деньги девать особо некуда. Сама знаешь — живу тихо, незаметно. — Он протянул Аграфене Иннокентьевне деньги. — Держи. Разбогатеешь — вернешь, не сможешь — поминать не буду. Держи, держи!
Аграфена Иннокентьевна руки навстречу не протянула, шага вперед не сделала. Рискнула глянуть в мертвые глаза Шабалина.
— Чего это ты раздобрел? То в упор не видишь, то последнее отдаешь.
— Интерес имею, — не смутился тот. — Кто раз одолжится, глядишь, во второй раз заглянет. А мне, старику, добрый гость в радость. Я ведь тебя не в первый раз выручаю. Не забыла еще?
— На том свете помнить буду.
— На том — ни к чему, а на этом — в самый раз.
— Боишься, что ль, чего?
— Чего нам с тобой бояться? Не сегодня-завтра из списков вычеркнут.
— С каких таких списков?
— Жильцов. Которые последние денечки на этом свете доживают.
— Не нужны нам твои деньги.
— Тебе не нужны, а Василию, пока оглядится да поймет, что к чему, еще как понадобятся. Не ждала, что срока не досидит? Или знала?
Иннокентьевна догадалась, что это и был тот вопрос, который вывел Шабалина ей навстречу, и еще больше насторожилась.
Их разговор привлек всеобщее внимание. Подходили, вытягивали шеи, прислушивались.
— А что, тетя Феня, может, сбежал Васька? У него не заржавеет, — выкрутился откуда-то сбоку Степка Добрецов.
— Какой он тебе Васька! — оборвала Аграфена Иннокентьевна. — Забыл уже, как я тебе занозы из задницы вытаскивала?
— Это по какому случаю такое происшествие? — без интереса спросил Шабалин и сделал Степке знак, чтобы уходил, не нарывался. Степка сплюнул и, ни слова не говоря, пошел прочь, замахнувшись на ухмылявшегося парня. Тот шарахнулся в сторону и чуть не упал, оступившись с деревянного тротуара.
— За нашими девками в бане подглядывал. А Вася его застал. Ну и посадил голым задом в шипишник. Если бы не я, еще неизвестно, какой мужик из него получился.
— А он до сих пор девками особо не интересуется, — сунулся было кто-то из подошедших мужиков, но, осаженный тяжелым взглядом Шабалина, спрятался за чью-то спину.
— Ты вот что, Аграфена, — по-прежнему спокойно, но уже с вполне уловимой угрозой не то в голосе, не то в выражении глаз тихо сказал Шабалин. — Насчет денег, как желаешь — понадобятся, в любой момент выдам. А Василию скажи, пусть забежит. Для его же пользы разговор будет. Передай — Шабалин все и про всех знает. А то наломает дров, потом не поправишь. Передашь?
Последние слова отдавали явной угрозой.
— Чего не передать, — тихо согласилась Иннокентьевна. И, словно спохватившись, громко добавила: — Только у него своя голова имеется. Чего ему меня аль тебя слушать? Сам говоришь — не жильцы уже.
Шабалин долгим злым взглядом посмотрел ей вслед, подозвал Шевчука, с опозданием притащившего ему новость о возвращении Василия, вцепился корявой сильной пятерней ему в плечо, так, что Шевчук испуганно поморщился, и приказал:
— Беги к Чикину. Скажи, чтобы наготове был в случае чего.