Одним прекрасным вечером, когда морозы уступили мартовским циклонам, Лелюх, злой как голодный пес, пришел домой после
безуспешного выклянчивания по кабинетам/выпрашивал дрова/,
мать обрадовала его: приходили ребятишки Михаила, передали записку и сказали, чтобы завтра утром пришел в порт, оформляться
на работу.
Утром Лелюх пришел к проходной порта и показал записку вахтеру.
Тот, проверив документы, сделал запись в журнале, выписал пропуск и показал, как пройти к магазину.
Магазин для портовых служащих и рабочих занимал часть первого этажа конторы капитана порта, а отоваривание карточек происходило
по графику так, что рабочим и служащим не приходилось толкаться и мерзнуть в очередях.
Лелюх зашел в магазин. За прилавком стояла жена Михаила - Люба.
Она провела Лелюха в конторку, где заведующая магазином Октябрина Иосифовна щелкала на счетах. Рассмотрев внимательно Лелюха, спросила:"Пьешь?"
Лелюх промолчал. Это понравилось завмагу.
Пиши заявление. Принимаю с испытательным сроком. - сказала она.
Так Лелюх устроился на работу по рекомендации Любы, не смотря на то, что на инвалидности, а это нарушение закона и если бы Лелюх
"вякнул" что-нибудь против, то Октябрина Иосифовна выгнала его с работы законно. Так Лелюх попал в полную зависимость от заведующей и оказался "на крючке".
Ежедневно, как только начинало темнеть, Лелюх приходил на работу.
Завмаг или Люба закрывала магазин на замок и вешала пломбу,
а Лелюх спускался в подвал магазина и всю ночь топил дровами котел,
который обогревал контору капитана порта и магазин.
После окончания испытательного срока, Октябрина Иосифовна выдала Лелюху зарплату сторожа и истопника по-совместительству.
Предложила отоварить продовольственные карточки, но к сожалению, Лелюх не взял их с собой.
На следующий день, Лелюх отоварил все карточки - свои и матери,
а на пособие по инвалидности купил машину сухих колотых дров и
отдал долг Любе. И в его домике стало тепло и светло.
Теперь ему не нужно было вставать ни свет-ни заря, давиться и мерзнуть в очередях. Замкнутый круг, карточки-деньги-отоваривание,
разорвался и стало жить сносно.
Однажды Лелюх, возвращаясь домой с ночной работы, увидел на перекрестке толпу около столба, которая возбужденно что-то
обсуждала. Лелюх подошел и протиснулся в центр толпы.
На снегу, около столба, лежал маленький, смерзшийся комочек
в пальтишке, из которого торчали дырявые валенки, а с другого конца
маленькая обледеневшая головка, от рук остались обглоданные кости.
Что случилось? - заинтересовался Лелюх.
Это мой колеш Саска. Калточки потелял. Боялся домой итти,вот и замелс. Мы его от собак отбили - объяснил "друг", держа на поводке
ездовую лохматую собаку, которая тянулась к замерзшему мальчику.
Карточки потерял! Семью голодной оставил! Сам виноват! Хотя,
конечно, жаль мальца, но если рассмотреть с политической точки зрения - что там какой-то пацан, когда люди гибнут в борьбе с фашизмом, а победа без потерь не бывает. Нас двести миллионов и
не все погибнут, и не все умрут. Несмотря на потери и трудности,
мы победим. Расходитесь и не митингуйте, не время. Война. Где мать
пацана? Пусть своего неслуха забирает - проводил агитацию краснощекий, пожилой мужик в армейской шубе, в шапке-ушанке и
добротных валенках.
Козел-провокатор, не провоцируй людей, не спекулируй войной -
не выдержал Лелюх.
Ты, поджаренный, у меня сын энкэвэдэшник, а я сексот. Я тебя в тюрягу спрячу. Век тебе свободы не видать - пообещал сексот.
Морду нажрал! Кому война, а кому мать родная! За спинами наших
мужиков прячешься! - закричали женщины, ибо подвернулся случай -
зло жизни, из-за житейских неурядиц, выплеснуть на сексота, как на козла отпущения.
Да это бунт! Митинги запрещены! Расходитесь, а то вызову подкрепление. Я из ЧЕКА! - проявил бдительность и инициативу
самозваный чекист.
Покажи удостоверение! - потребовал Лелюх и начал проталкиваться
к самозванцу.
В это время прибежала женщина, закутанная в цыганскую шаль, так,
что видны только глаза да курносый нос.
Где он? - спросила она.
Люди молча расступились перед ней. Женщина подошла к замерзшему ребенку, несколько минут рассматривала его и, когда узнала сына, закатилась душераздирающим криком так, что побежал холодок по спинам и, захлебнувшись в крике, с открытым ртом, содрала с головы шаль и стала на себе рвать волосы клочьями.
Две женщины подбежали к ней и, схватив за руки, попытались уговорить, но несчастная мать, оттолкнув подружек, нагнулась к ребенку, подняла его и стала целовать обледеневшее лицо.