– Да?
– Поздравляем с обретением сестры.
Майя
Хоакин ответил почти через неделю. И Майя не особо обрадовалась.
Письмо застало ее дома. В последние несколько дней она никуда кроме школы не выходила – сидела под домашним арестом за то, что однажды вечером, когда отец уехал в командировку, тайком улизнула на свидание с Клер, решив, что мама спит. «Спит» в данном случае означало «в отключке». Впрочем, без разницы, потому как, тихонько прокравшись домой в два часа ночи, Майя обнаружила, что мама не спит и не в отключке. Они просто стояли и смотрели друг на друга, а потом мама наставила на нее указательный палец и вынесла приговор: «Домашний арест. На неделю». После чего отправилась наверх.
Майя подозревала, что встречайся она с парнем, криков было бы куда больше, и домашним арестом она бы не отделалась. Может даже, ее бездыханное тело оказалось бы в дальнем овраге, а имя – в статистике подростковых беременностей. Как будто она такая дура, чтобы «залететь»! По всему выходило, что для родителей ее отношения с девушкой представляют гораздо меньшую угрозу. Как ей повезло!
Майя открыла письмо.
Грейс и Майя, привет!
Звучит клево. Как насчет следующих выходных? В субботу я буду работать в Центре искусств, но к часу дня освобожусь. Круто было бы встретиться и поболтать.
– Полный абзац! – возмутилась Майя, дозвонившись Грейс. Звонила она со стационарного домашнего аппарата: наказание включало еще и сдачу мобильного телефона. Майя чувствовала себя героиней кинофильма из далеких восьмидесятых. Унизительное ощущение. – «Круто было бы встретиться и поболтать»! Он что, думает, мы на свидание придем?
– Боже, надеюсь, нет. – Грейс отвечала рассеянно, словно была чем-то занята, и Майю это злило. С сестрой она общалась только один раз, брата вообще в глаза не видела, а эти двое уже ее бесят. Всё как всегда.
– Стремно, если он решит, что это свидание, – добавила Грейс. – Слушай, а почему ты звонишь, а не пишешь?
– Мы уже не можем поговорить по-нормальному? По-человечески?
– Неплохая попытка. Наказана?
– Угу. Родители отобрали телефон. За компьютером разрешают только уроки делать. – Завидев маму, проходившую мимо кухни, Грейс тяжко вздохнула. Два раза – для верности. – Тюремщики на пять минут подпустили меня к домашнему телефону. Домашнему, блин! Средневековье какое-то. Я соврала, что мне надо уточнить кое-что по математике.
– А как же ты смогла открыть письмо от… Ладно, забудь. Не хочу ничего знать. Так ты поедешь встречаться с ним или нет?
– Черт, конечно поеду! – Майя принялась накручивать телефонный шнур на палец. Странно, однако это успокаивало. Кончик пальца покраснел, она ослабила шнур, затем повторила действие. – Только ты поведешь, а я, чур, на переднем сиденье!
– Да кроме нас в машине никого и не будет. Так что необязательно кричать…
Грейс порой вызывала у Майи сочувствие. Только представьте ребенка, выросшего без братьев и сестер; бедняжка даже не понимает, как важно успеть крикнуть: «Чур, я на переднем сиденье!» Грейс столько всего упустила. Она, наверное, и в «дави жука» в поездках не играет?
Майина мама прошла через кухню. Майя тут же состроила самое невинное выражение лица. (Специально тренировалась перед зеркалом. А как иначе при таком количестве тайных вылазок?)
– А-а, так это квадратное уравнение? – В ее голосе появились слащаво-идиотические нотки. – Тогда понятно. Ага, ясненько.
На другом конце провода повисла пауза.
– У тебя там крыша не съехала на почве математики?
Милая, невинная, наивная Грейс. Майе определенно придется ее поднатаскать.
Сделав «страшные глаза», мама постучала пальцем по часам на запястье.
– Осталась минута, – одними губами произнесла она.
– Ладно, ладно, – махнула рукой Майя, и мама вышла, напоследок еще раз бросив на дочь грозный взгляд.
– А стоит ли мне вообще спрашивать, за что тебя наказали?
Майя слышала, как на заднем фоне Грейс стучит по клавиатуре. Как у нее нахальства хватает?
– На прошлой неделе я без разрешения смылась из дома на кукурузное поле, чтобы вместе с сатанистами поучаствовать в ритуале поклонения дьяволу. – Теперь Майя наматывала провод на весь кулак. – Собеседники из сатанистов не самые приятные, но после жертвоприношения с ними вполне можно общаться.
Грейс расхохоталась – к вящему удовольствию Майи. Члены семьи настолько привыкли к ее черному юмору, что подобные шутки просто не воспринимали. Смех Грейс заставил Майю ощутить себя в роли комика, наконец встретившего свою идеальную публику.