Эта штука… Я слабо улыбнулся. Тьма не была «где-то там», она была – повсюду, параллельно. Всегда за углом, в любой черной щели, в закрытых шкафах. Тьма некуда не делась. И она уже видела нас. Нас – всех. Просто там – мы столкнулись с ней на ее территории – вот и все. Где время идет спиралью, а пространства и вовсе нет, или они смешаны – пространство и время, будто манная каша с комочками. Вот в такой комочек на обратном пути мы и угодили. ОТул – идиот, если думает, что сможет укрыться от нее хоть где. Изучать. Попробовать понять. Защититься – вот единственный призрачный шанс.
– Я останусь в университете, – вздохнул я, окончательно приняв непростое решение.
– Нахрена?
– Продолжу тему Профа исследовать. Я должен быть уверен, что реальность не начнет разваливаться из-за того, что каких-то четверых людей больше в ней нет.
– Охренеть благородно. Но знаешь, как бы… поздновато, дружище, – мрачно ухмыляясь, проговорил техник, кивнув куда-то мне за спину, – сам вон взгляни.
Я повернулся, взгляд пробежал по белой ткани подушки, выше на стену и остановился на чертовски странной картине.
– Что это? – я не понял сразу, хотя и узнал рамку из розовой фольги, которую сделала Олеська.
– Копия «Пестрой бабочки», плакат из твоей каюты. Не узнаешь, что ли?
А узнать-то было сложно. Чуть потрепанный лист бумаги стал абсолютно черный. И пустой.
– Как это произошло?
– Что произошло? – эхом откликнулся зло осклабившийся техник. – Ничего и не произошло. Шедевр Казимира Малевича – «Черный квадрат». Очень концептуально взять с собой в космос нечто подобное, да? Деваха-психолог уверена, что у тебя отменно тонкий вкус и ироничный взгляд на мир.
– Погоди… – я попытался прогнать вернувшуюся мерзкую слабость. – Погоди. И что, люди считают это – картиной?
– Ну да.
– Обычный черный квадрат?
– Ага.
– И никому не приходит в голову, что это не картина, а собственно отсутствие картины?
– Никому, Мик.
– И если я сейчас залезу в интернет и наберу «малевич», поисковик вернет мне… вот это?
– Именно это, – эхом откликнулся коллега, – что-то исчезает, постоянно, Мик. Незаметно, по капле, но это происходит уже везде.
К черту демонов. К черту страхи. Всему должно быть свое физическое объяснение. Может, подпространство – первично по отношению к пространству, и пропади что-то там, оно просто перестает существовать здесь? А потом вся Вселенная начинает трещать по швам, как стена, из которой выдернули пару кирпичей.
А может, Пустота – это что-то типа вируса? Мы «заболели» ею и теперь притащили ее на Землю, где начали заражать все остальное?
Это нужно выяснить, пока мы не поломали весь мир. И для этого нужны все выжившие, а особенно Профессор…
– Вы никуда не уедете, – негромко проговорил я, не в силах снова посмотреть на копию нового «шедевра», – ни ты, ни Флегматик. И мы должны вытащить Профа из того заведения, куда его непременно засунут после всей вашей лжи! Он рассчитал прыжок, он знает о Пустоте больше нас всех вместе взятых. А главное, никто больше не представляет, что произошло, никто не видел этого. И никто больше не сможет исправить. Вы остаетесь, ОТул, потому что у нас есть дело. Охрененно важное дело.
Ирландец ухмыльнулся, по-новому глядя на парня веселыми и злыми глазами.
– Какое же?
– Чертову Пустоту нужно остановить. Пока не пропало слишком многое.
– Безнадежно! – еще шире усмехнулся техник. – Черт с тобой, все же это – наша вина. Я в деле.
А Пустота тем временем скалила мелкие острые зубки изнутри черного квадрата. Сю Хао было всерьез интересно, что они смогут поделать. Люди…
А ведь именно они напомнили ему об этой планете после стольких-то веков.
Большая Заботливая Тетушка следит за тобой!
Константину «Бобику» – совершенно безбашенному мужику.
Представьте, что в вашей жизни больше не осталось выбора.
Хотя, мы все догадываемся, что так оно и будет…
«Google – это подобие огромного коллективного разума, который состоит из нас. Как пользователи, изначально мы делаем заключение, что его продукт – это информация, которую нам свободно дают, но в дальнейшем, я думаю, становится ясно, что на самом деле мы сами являемся его продуктом».
Уильям Гибсон