Наступило утро.
Лохудры затаились.
Баба Тоня, не сомкнувшая глаз, сидела мрачная и ожидала подляны. Крупной, судя по витавшему в воздухе электричеству.
Павлик по-детски надувал губы во сне, задремав прямо на кухонном диване в обнимку с ноутбуком. Пришлось укрывать его старым клетчатым пледом.
– Сколько? – только и спросила баба Тоня, когда утром парень полез подсчитывать непонятные «клики» и «лайки», а потом чуть более понятные «просмотры».
– Ну… – Павлик потер глаза, пытаясь избавиться от остатков сна. – Вам предлагают в рекламе сняться.
– А заработали-то мы сколько?
– Это в конце месяца только понятно будет. Но пенсия у вас утроится, баб Тонь, зуб даю.
Самойлова поморщилась от жаргона, но жаловаться вслух не стала.
– Комменты… опять гадостей понаписали?
– Не сказал бы, – хохотнул напарник по опасному бизнесу, – вопросы в основном задают. Много. От «как вы такие совок просрали?» до «расскажите, как в вашей молодости парни ухаживали?» И еще рецептов просят, таких, «домашних».
Она оторопела, нахмурилась, потом наоборот улыбнулась, машинально вытирая ладони о фартук.
– То есть, это кому-то интересно? Чтоб я вот так перед камерой вертелась, да брюзжала?
– Ну да.
– Пашенька… – она заглянула ему в лицо, пытливо, настороженно, словно ожидая обмана. – Да кому это интересно может быть? Я ж не актриса какая, прости господи. Я ж так… Никто, по сути-то…
– Как это – никто? – разулыбался внезапно парень. – Вы – Огонь-Бабка! По поиску сразу за Бабой Ягой идете на ютубе.
– А эти?.. – она понизила голос, кивнув головой в сторону закрытой двери. – Как думаешь, что придумают?
– Да кто ж их знает? Только вот что, их двое, вы одна… Поживу-ка я у вас на кухне пару дней. У вас уголок же раскладывается, да? Только вы моей бабушке сами позвоните? Что мол, не шляюсь, где попало, и не наркоман.
Она не удержалась – потрепала по рыжим вихрам, да пошла завтрак готовить.
Три дня длилось затишье. Шаболды куда-то упархивали, прошмыгивая мимо бабы Тони, шушукались, но ничего не происходило.
На четвертый день все изменилось. Вернее, на четвертую ночь.
Баба Тоня проснулась от стука, непонятного, быстрого, негромкого и оттого – пугающего. Тук-тук-тук. Она огляделась – темно, тихо. Приснилось что ли? Не стала вставать – получше укутала ноги, повернулась на бок и закрыла глаза.
Вспышка.
Самойлова села, кутаясь в ночную рубашку, стеганое одеяло съехало на бок. Да что это было-то?
Дз-з-з-зн! Телефон. А сколько времени? Стоп. Какой телефон? Его отключили еще лет пять назад, после того как сын мобильник купил ей первый. Так что это звонило? Баба Тоня потянулась к выключателю ночника, палец привычно нажал на отполированную от времени кнопку из черного пластика, но свет не загорелся.
Тук-тук-тук. В окне что ли? А что за ерунда-то?
И тут внезапно, начинаясь на низкой, гудящей ноте, нарастая, ширясь, раздался вой. Шарахал молотом по барабанным переборкам. Выдавливал пот из пор. Волоски становились дыбом. Сердце дернулось раз, другой, замерло, а потом зачастило. Инстинкт, формировавшийся у живых существ с того момента, когда первая амеба сожрала свою товарку. Опасность! Опасность!!
Пол был далеко.
Дверь еще дальше.
Темнота клубилась, рассеченная парой желтых лучей из щели между портьерами.
Тук-тук-тук.
Угол справа, возле двери. Там кто-то был. Какое-то движение, не виделось – угадывалось. И снова инстинкт – лови звуки! Так чуткий олень вскидывает голову на тонкой шее, поводит ушами и слушает, слушает! – ибо именно от этого зависит сама жизнь его…
Рука сама потянулась перекреститься.
Мелькнул красный огонек в углу.
Тук-тук-тук.
Встала, босые ступни ощутили каждую неровность старых досок крашеного пола. Там что-то было. В углу. Там что-то шевелилось.
Баба Тоня решилась. Протянула руку, взяла старый подсвечник, украшающий колченогий стол, зажмурилась на миг, а потом решительно двинулась туда… В тот угол…
И вот когда оставался шаг…
Когда от напряжения ныли стиснутые зубы…
Когда снова что-то шевельнулось…
Шаг…
Тьма…
Бам-с!!
Дверь отлетела в сторону с громким стуком, сбивая на пол деревянную вазу.
– А-а-а-а!!! – заревело нечто белое, огромное, бесформенное с черными провалами глаз.
– А-а-а-а!!! – заорала баба Тоня и от всей души треснула чудовище подсвечником, и еще раз, и еще… Последнее, что она увидела, перед тем, как мир погрузился во тьму: перепуганное лицо прибежавшего на шум Павлика, на фоне запутавшихся в белой простыне, матерящихся в голос шоболд. А еще красный огонек в углу – спрятанная на буфете маленькая камера, слегка поворачивающаяся на штативе…