На исходе дня я возвращаюсь домой и вхожу в свой кабинет: у дверей я снимаю дневную одежду, покрытую пылью и грязью… и облачаюсь в пышные и праздничные одеяния, и так, соответствующим образом одетый, отправляюсь ко дворам мужей древности. Там меня гостеприимно встречают; там я насыщаюсь той единственной пищей, для которой рожден; не стыдясь, я беседую с ними и расспрашиваю о причинах их действий, и они великодушно мне отвечают; и так по четыре часа я не чувствую скуки, забываю все заботы, не пугаюсь бедности, не страшусь смерти — я полностью предаюсь общению с ними [224].
Однако Степлдон и его нептунианец ищут не только учености: цель их поиска — созерцание истины, путь пробуждения от повседневных эгоистичных забот. Плотин описывает это великое пробуждение как живое единство–в-различии Ума, представляющего собой взаимопроницаемое сообщество живых сознаний. Тот же образ мы обнаруживаем и в других традициях: Бог, как поведали Франциско Орацио тибетские ламы, — это «сообщество всех святых» [11]. Смысл и цель существования этого Ума — в созерцании рационально непостижимого Единого, из которого берет начало живая вселенная. Индивидуальная душа «возносится приливом самого Ума и, поднявшись как бы на гребне волны, вдруг видит, сама не зная, как» [19]. То, что она видит, неотождествимо ни с какой человеческой любовью; однако никто не увидит этого, если не будет добродетелен и человечен. Любовь лишь тогда духовна, когда, «пробуждаясь, мы открываем нечто более ценное, чем конкретный любимый человек или конкретное общее "мы"» ([33], с. 79); однако любовь не должна забывать свое конкретное начало, чтобы не начать долгое падение в «муравейник».
Два света, освещающих путь. Первый — наш маленький сияющий атом общности и все, что он означает. Второй — холодный свет звезд, символ гиперкосмической реальности, и его кристальный экстаз [225].
И наоборот: нептунианец. или высший дух, решивший посетить нас и «настроиться» на наш внутренний мир, должен выбрать
примитивное существование, для которого характерна… подавленная сексуальность, чрезмерный эгоизм и разум сколь рудиментарный, столь же и связанный неуправляемыми страстями… Кроме того, ему необходимо воссоздать в себе бессознательную одержимость материей или, точнее, властью над материей, достигаемой при посредстве машин и химических манипуляций. Нужно воспроизвести одновременно и преклонение перед собственными механическими творениями, и глубокое недоверие к ним, проистекающее из недоверия к себе. ([24], с. 382).
Снова Плотин.
Говоря вкратце, Плотин стоит за очень многим из того, что ценно для Степлдона. Те, кто считают его просто пропагандистом грандиозного научно–фантастического мифа, пренебрегают как его серьезными философскими раздумьями, так и вдохновлявшими его классическими авторами. Он смотрел не только вперед и, как Последние Люди, не видел ничего странного в том, чтобы искать среди прошлых теорий и фантазий человечества ключи к тому, что будет, и к тому, что вне времени. «Для вас, — говорят человечеству живые огни, — золотой век в будущем (по крайней мере, вам хочется в это верить); для нас он — в прошлом» ([32], с. 28). Само время для Степлдона совсем не так важно; пробужденные умы у него приветствуют друг друга через разделяющие их тысячелетия — краткий золотой век людей–растений, описанных мною выше, оживает в воспоминаниях пробуждающегося мирового духа, а для видящего взора существует вечно.
В одном смысле время неважно; в другом — заключает в себе все, что мы знаем. В своем последнем отчаянии Последние Люди говорят о
миллионах, множествах миллионов «я», эфемерных друг для друга, для вселенной — краткий миг, для них самих — вершина космического бытия. И все гибнет! Все исчезает и забывается. Остается лишь тьма, только сгущающаяся от воспоминаний слепцов о былом свете. Скоро совсем стемнеет. Человек — мотылек, втянутый в доменную печь — гибнет; а вслед за ним гибнет и печь, ибо она лишь искорка в вечной, бесконечной тьме. Если и есть во всем этом смысл — он не для людей. И все же в этом вечном водовороте одно стоит особняком, прекрасное, неуничтожимое — воспоминание слепца о былом свете ([21], с. 605).
Или, как говорит Степлдон в конце трагической истории суперпса Сириуса, устами его человеческой возлюбленной, произносящей над ним надгробное слово: «Тьма музыки освещена была тем сиянием, что Сириус называл "цветом", великолепием, которого он, по его словам, никогда не видел. Но я знаю, что этого сияния не видел по–настоящему ни один дух, ни собачий, ни человеческий: не светило оно ни над землей, ни над морем, лишь иногда на миг ослепляло пробужденный ум» [226]. Степлдон клялся не развивать теорийэтого света и признавал необходимость сохранять разумный скепсис по отношению как к этому, так и к любому другому идеализму. Однако к концу уже не мог молчать о том, что это и реально, и жизненно важно. Задача спекулятивной философии, писал он в заметках для летней школы в Омскирке, — видеть вещи целиком, а задача критической философии — видеть вещи ясно. Но цель у них одна: пробудить нас от обычной занятости собой к созерцанию света, дабы, проснувшись, мы поняли, как все еще глубок наш сон.
Литература
1. Aldiss, В., Billion Year Spree(Weidenfield and Nicholson, London, 1973), 235f.
2. Aldiss, В., "Review of L. A. Fiedler's Olaf Stapledon: A Man Divided", Times Literary Supplement(23 September 1982), 1007f.
3. Armstrong, A. H., "Plotinus", in Cambridge History of Later Greek and Early Medieval Philosophy,ed. A. H. Armstrong (Cambridge University Press, Cambridge, 1970), 195–271, esp. 260, after Plotinus's EnneadV.3.1.17.
4. Coates, J. B., Ten Modern Prophets(Muller, London, 1944).
5. Crossley, R., ed., Talking across the World: The Love Letters of Olaf Stapledon and Agnes Miller, 1913–1919(University Press of New England, Hanover and London, 1987).
6. Clark, S. R.L., A Parliament of Souh(Clarendon Press, Oxford, 1990), 39–46.
7. Clark, S. R.L., Olaf Stapledon (1886–1950)", Int. Sei. Rev., 18,112–19 (1993).
8. Fiedler, L. A., Olaf Stapledon: A Man Divided(Oxford University Press, Oxford, 1983).
9. Haidane, J. B.S., Possible Worlds(Chatto and Windus, London, 1930; 1 stpublished 1927), 303.
10. Hillman, J., Re‑Visioning Psychology(Harper and Row, New York, 1975), 199.
11. Kant, I., Kant's Political Writings,ed. H. Reiss (Cambridge University Press, Cambridge, 1970), 107.
12. Leibniz, G. W., New Essays on Human Understanding,eds. J. Bennett and P. Remnant (Cambridge University Press, Cambridge, 1981), 490 (4.17.16).
13. Lessing, D., Archives Re: Colonized Planet 5: Shikasta(Cape, London, 1979).
14. Lessing, D., The Sirian Experiments(Cape, London, 1981).
15. Lessing, D., The Making of Representative for Planet 8(Cape, London, 1982).
16. Lewis, C. S., Out of the Silent Planet (Bles, London, 1937).
17. Lewis, C. S., Of Other Worlds (Bles, London, 1966).
18. McCarthy, P., Olaf Stapledon (Twayne, Boston, 1982).
19. Plotinus, EnneadVI.7.36, 17–19, trans. A. H. Armstrong (Loeb Classical Library, Heinemann, London, 1988), vol. 7 p. 201.
20. Speaight, R., Teilhard de Chardin: A Biography(Collins, London, 1967), 233f.
21. Stapledon, O., Last and First Men(Penguin, Harmondsworth, 1972, joint with [22]; 1 stpublished in 1930).
22. Stapledon, O., Last Men in London(Penguin, Harmondsworth, 1972, joint with [21]; 1 stpublished in 1932).
225
Степлдон, «Создатель звезд» [24], с. 333. Возможно, не случайно нептунианец — рассказчик истории человечества — в конце концов воссоединяется со своей земной возлюбленной–астрономом: «Наша работа развела нас далеко, очень далеко друг от друга… Но теперь мы останемся вместе до самого конца. Что нам остается? Только вспоминать, и терпеть, и обретать силу друг в друге, и хранить дух чистым так долго, как только возможно…» [24], с. 604.
226
«Сириус» [30], с. 187 и далее. Сириус — разумный говорящий пес, намного более разумный и открытый для нового, чем большинство ученых, священников и политиков, делающих из него сенсацию.