Весь год в 5-м классе учили церковнославянскую грамматику. Ее не любили, но преподаватель Ратмиров на первом уроке сказал: «Я вам обещаю, что все вы будете хорошо знать церковнославянскую грамматику, но некоторые, благоразумные, будут сразу ее учить, она совсем не трудна, а некоторые выучат после многих неприятностей, неудовлетворительных отметок, наказаний и прочего. Советую об этом подумать». И действительно, все выучили.
Воспитателем у меня был в первых пяти классах поручик, а потом подъесаул Орлов, а в 6-м и 7-м классах – войсковой старшина Власов. Оба были очень хорошие. Орлов любил читать наставления и выговоры и иногда читал их по полчаса. Спросили кадета Захаревского: «Что он тебе так долго говорил?» – «А я не слушал, я смотрел в землю и читал «Отче наш».
Много у нас было воспитателей не казаков, пехотных офицеров, и они вели кадет только до 5-го класса включительно, так как в шестых и седьмых классах, где были уроки верховой езды и занятия с пиками, воспитателями были казаки.
Производство у воспитателей было у обер-офицеров через два года, а чин войскового старшины давали через три года. Этим карьера кончалась. Чтобы быть произведенным в полковники, надо было получить сотню кадет. Сотен же было только три, а воспитателей пятнадцать. Когда откроется вакансия? Когда дождешься, чтобы командир сотни ушел и освободил место?
В полках производство обер-офицеров через четыре года. В штабс-капитаны попадали через восемь лет. В чине штабс-капитана тоже надо было пробыть четыре года и тогда ждать очереди, когда освободится рота, чтобы быть произведенным в капитаны. Иногда эту роту штабс-капитаны ждали больше десяти лет. И если штабс-капитан получал роту раньше, он все равно не мог быть произведенным в капитаны, пока не прослужит штабс-капитаном четыре года. В кадетском корпусе офицер, произведенный в полку в поручики и поступивший в кадетский корпус, за семь лет производился в подполковники, когда его товарищи в полку были только штабс-капитаны. Но возвращаться в полк, обогнав своих сослуживцев в полку, воспитателям не разрешалось.
Инспектором классов в корпусе был полковник артиллерии Линевич, симпатичный и очень строгий. Помню случай: звонков в корпусе не было – вся жизнь была по кавалерийским сигналам двух трубачей, которые отбывали воинскую повинность, служа в корпусе. По классам, после перемены, играли «сбор» («Сберитесь, сомкнитесь» и т. д.), а из классов на перемену – «отбой» («Всадник – перестань, отбой был дан, остановись»). Один раз трубач дал отбой на 20 минут раньше времени. Инспектор спустился на несколько ступеней по лестнице и строго трубачу: «Почему раньше времени дал сигнал?» – «Обмяшулился, Ваше высокоблагородие». Инспектор, не казак, не слышал раньше казачьих выражений, расхохотался и возвратился в инспекторскую.
Помощником инспектора классов был Генерального штаба подполковник барон Крюденер. Он ушел из строя потому, что ему на изысканиях, где-то в Памире, свело шею, и он уже не мог оставаться в строю.
Директором был генерал-майор Анчутин31 – очень воспитанный, гуманный, заботливый. Он оставил после себя самую хорошую память. Он поощрял музыку, пение, устраивал концерты... При нем в корпусе прекрасно пел хор и был отличный оркестр. Помню такой случай: раньше переход из класса в класс происходил только по экзаменам. По годовым отметкам стали переводить позже, когда я был уже офицером. Второклассники очень боялись экзамена по арифметике, и вдруг на экзамен явился сам директор генерал Анчутин. Слабо знающие арифметику совсем перепугались. Директор, не вызывая к доске, как экзаменовали до прихода, стал задавать вопросы разным ученикам. Спрошенный вставал и отвечал с места; проэкзаменовав так минут двадцать, директор сказал: «Спасибо, дети, вижу, что все знаете хорошо, все выдержали экзамен и сегодня за отличные ответы все получите по апельсину». Мы, конечно, были в восторге.
Преподавателем пения и музыки был Иван Яковлевич Жихор. Он был большой труженик. Терпеливо разучивал вещи на спевках и только иногда, рассердившись, кричал: «Дисканты, дисканты, как пьяные бабы на подушках». В классе проходили теорию музыки по его программе. Иван Яковлевич вызывал и ставил отметки. Часто пели классом, и, чтобы не мешать соседним классам, он уводил свой класс или в столовую, или в Сборный зал. Учитель хорошо играл на виолончели, на скрипке и на всех духовых инструментах и успешно управлял хором.
Оркестром балалаечников управлял воспитатель, войсковой старшина Смирнов. Он же свирепо преподавал бой на эспадронах[13]. Во время вольного боя никто не мог нанести ему удар, так ловко он защищался, один раз мне удалось его ударить. Он крякнул, рассвирепел и буквально избил меня. Он так свирепо наносил мне удары по голове, что от маски летели искры... Преподаватель боя на рапирах был спокойнее – не помню его фамилии.
13
Эспадрон (