и шум моря, бьющегося о
каменистый берег. Кричали чайки,
пахло солью и незнакомыми
иноземными травами. Но здесь, в
этом дивном чужом месте я
чувствовала себя свободной и
счастливой. Я ничего не боялась,
ни очередного приступа, ни потерю
власти, ни осуждения со стороны
других. Я просто жила, пила этот
свежий воздух свободы,
наслаждаясь каждой секундой.
- И что понесло вас в лес на ночь
глядя? – строгий взгляд ярко-
голубых глаз прожигал,
пронизывал, от него хотелось
спрятаться, стать как можно
незаметнее. Я инстинктивно вжала
голову в плечи.
- Не знаю, - голос мой дрожал не то
от страха, не то от холода, который
уже начал отступать. – Наверное, я
слишком много выпила. А что со
мной было?
Я продолжала цепляться за
соломинку, в надежде, что это был
не приступ, а какая- то местная
природная аномалия, или
отравление спиртным, либо так на
меня подействовал мороз. Все, что
угодно, только не возвращение
приступов.
Незнакомец уселся в кресле,
откинул со лба прядь блестящих
тёмно- русых волос и поморщился.
- Приступ эпилепсии, наверное вы
и сами поняли. На ваше счастье я
оказался рядом и смог оказать вам
помощь.
Всё, надежды пусть глупой, пусть
наивной, пусть детской больше нет.
Нужно свыкнуться со знанием того,
что болезнь вернулась и жить с
этим.
- Спасибо вам. Назовите мне своё
имя, фамилию и адрес. Мой отец
обязательно вас отблагодарит. Вы
спасли мне жизнь…
На мгновение я удивилась, так как
ожидала чего угодно, но не этого. Но
потом, мне стало обидно и от чего то
стыдно. Щёки и уши вспыхнули, а
на глаза навернулись слёзы.
Властитель вселенной, неужели я
так смешна? Неужели я вновь
сказала какую - то глупость?
Мужчина хохотал. Хотя нет, он
ржал, громко, радостно, легко, как
смеются свободные, независимые
люди. Осталось лишь за живот
схватиться.
Отсмеявшись, молодой человек
подошёл и провёл пальцами по
щеке, и я вспыхнула ещё сильнее.
Это, казалось бы, такое простое,
ничего не значащее прикосновение,
показалось мне интимным. Я
сглотнула, попробовала
отодвинуться, но застыла, глядя в
голубые манящие омуты его глаз, в
которых сейчас прыгали озорные
чёртики.
- А не боишься папеньке
рассказывать о своей выходке?
Получишь ведь, - незнакомец
улыбнулся, мягко, даже как- то
наивно, а на его щеках
образовались трогательные ямочки.
И от чего – то от этой улыбки, от
этих насмешливых слов на душе
стало светло и спокойно.
- А называть меня можешь Мишей,
или Михаилом. Мне подходит это
имя, как ты думаешь?
Странный вопрос. И вот как на него
отвечать?
- Раз вас так назвали, значит
подходит, - ответила я.
Он вновь рассмеялся. И чего он
ржёт постоянно, с головой что ли не
дружит?
- Ну как зовут вас я уже знаю,
администратор сказала. Спокойной
ночи, Вероника Краевская. И
больше в пьяном виде по лесам не
бегайте.
Он ушёл, закрыв за собой дверь. В
воздухе остался его запах свежий,
бодрящий дух моря, грозы, полевых
трав и хвои.
Странный какой- то. От награды
отказался, назвался чужим именем.
Да в общем то какое мне дело до
этого голубоглазого мужика с
русым хвостом на затылке. Он мне
помог, сделал доброе дело, за что
ему большое спасибо. Но больше мы
с ним никогда не увидимся. Ну и не
надо! Вот только от чего стало как
то пусто? Словно отключили солнце
конкретно для меня, и оно, это
солнце сейчас ушло светить кому-
то другому.
Дотронувшись до шеи, я не нашла,
уже ставшего привычным, кулона.
Где я могла его оставить? Может,
верёвка порвалась, и он упал? Ну да
чёрт с ним! Папочка заплатит
штраф, пожурит меня за
головотяпство. Ну да ладно. Гораздо
важнее другое- мои отношения с
Аришкой в частности и классом в
целом.
Вновь навалилась тоска и
нахлынули детские воспоминания.
Гадкие и отвратительные, те, что я
так старательно загоняла в самые
тёмные и пыльные закоулки своего
сознания.
Меня невзлюбили сразу, как только
я перешагнула порог класса.
Детский коллектив был уже
сформирован, уже успели
образоваться небольшие группки,
парочки школьных подружек, и
мне, новенькой девочке,
пришедшей в третий класс, места
уже не было.
Играть со мной на переменах не
хотели, сидеть за одной партой
тоже. Я, конечно же, переживала,
плакала ночами в подушку,
старалась задобрить девчонок и
мальчишек конфетами и
игрушками, но всё было тщетным.
Дети съедали угощения, брали
игрушку, и убегали к тем, с кем
привыкли играть с первого класса.
Я с завистью смотрела на то, как
девчонки хвалятся новыми
карандашами и тетрадками, как
договариваются встретиться на
выходных, как угощают друг друга
жвачкой или печеньем,
приглашают на день рождения,
смеются, шалят.
Утренние пробуждения в школу
были для меня мучительными. В
окно детской смотрел оранжевый
глаз фонаря, одинокий и
тоскливый, он едва рассеивал
вязкую предрассветную холодную
мглу. И я ненавидела утро,
ненавидела этот фонарь и себя саму
за свою слабость, ненужность и
болезнь из за которой я не смогла
пойти в первый класс вместе со
всеми, а вместо этого сидела дома и
мечтала о том, что пойду в школу и
найду друзей.
Чем больше я боялась приступов,
тем чаще они настигали меня. На
уроке или на школьной линейке, в
столовой или на прогулке я в любой
момент могла пронзительно
вскрикнуть и, упав на землю,
начать биться в судорогах.
Смех детей преследовал меня
постоянно. Девочки морщили
носики при моём появлении,
мальчишки ложились на пол и
принимались извиваться,
изображая меня. Я не имела имени
и фамилии, у меня была лишь
кличка- «Припадочная».
Ох, сколько же врачей и народных