– Корабль, ну конечно, – сказал Хеннинг Вильхельмсен и высунул голову в дверной проем. – «Витус Беринг».
– Никогда не слышал о таком.
– Я знаю этот корабль. Это судно Океанографического института. В прошлом году мне пришлось побывать на нем, когда спускали на воду «Каракатицу» – маленькую экспериментальную подлодку. Я проводил испытания.
По палубе простучали шаги, и в каюту просунулась голова матроса, спросившего, где их багаж. Они отдали чемоданы и последовали за ним по раскачивавшемуся трапу. Вахтенный офицер проводил их в кают-компанию, где сидели больше десятка военных всех родов войск и четверо гражданских. Нильс узнал двоих – политического деятеля, которого он как-то видел среди пассажиров, и профессора Расмуссена, лауреата Нобелевской премии.
– Садитесь, господа, – пригласил Ове Расмуссен. – Я объясню вам, зачем вас сюда привезли.
На следующее утро они уже плыли в нейтральных водах Балтийского моря, в сотне миль от берега. Арни провел беспокойную ночь: он оказался плохим моряком, и качка не давала ему уснуть. Он поднялся на палубу последним и присоединился к компании, наблюдавшей за тем, как «Каракатицу» доставали из трюма.
– Она словно игрушечная, – сказал Нильс Хансен.
Хотя на голове летчика вновь красовалась фуражка с эмблемой САС, он был одет, как и все остальные, в высокие резиновые сапоги, плотный свитер и толстые шерстяные брюки, защищавшие от резкого северного ветра. Стоял пасмурный зимний день, облака нависали прямо над головой, а горизонт приблизился вплотную.
– Это вовсе не игрушка – она на самом деле больше, чем кажется, – заступился за свою любимицу Вильхельмсен. – С экипажем в три человека она может взять на борт еще двоих. Отлично погружается, хорошо поддается управлению, выдерживает давление…
– Зато пропеллеров нет, – мрачно перебил его Нильс, подмигнув остальным. – Отломились, должно быть…
– Это подводная лодка, а не летательный аппарат! У нее водные импеллеры, реактивные двигатели – не хуже, чем на твоих больших глупых машинах. За это ее и прозвали «Каракатицей»: она передвигается, выталкивая водную струю, как все головоногие.
Арни поймал взгляд Расмуссена и отвел Ове в сторону.
– Прекрасный день для испытаний, – заметил Ове, ощупывая языком свои новые передние зубы; он все еще не привык к ним. – Видимость невелика, и на экране радара вообще ничего нет. Недавно над нами пролетел самолет ВВС и передал, что ближайшее судно в ста сорока километрах. Всего лишь польский каботажный сухогруз.
– Я хочу принимать участие в испытаниях, Ове.
– Не думай, что я забыл об этом. – Ове мягко коснулся его плеча. – Я не хочу занимать твоего места. Но министр считает, что сейчас нельзя рисковать твоей жизнью, и он совершенно прав. Хотя я все равно поменялся бы с тобой местами, если бы мог. Но они не позволят. Адмирал знает о приказе и примет меры, чтобы он был выполнен. Однако ты не волнуйся – я позабочусь о твоем детище. Нам удалось устранить гармоники, а больше ничего не может случиться. Вот увидишь.
Арни покорно пожал плечами, сознавая, что спорить бессмысленно.
После недолгой суматохи, звучных команд и криков одобрения маленькая подлодка была спущена на море. Хеннинг Вильхельмсен уже покачивался внизу на веревочном трапе. Едва лодка коснулась воды, он прыгнул на борт и сразу исчез в башенном люке. Через несколько минут послышался гул заработавших двигателей, и Хеннинг, высунувшись из люка, махнул им рукой.
– Давайте! – крикнул он.
– Все будет в порядке, – сказал Ове, пожимая руку Арни. – После того как мы смонтировали далет-установку, мы проверяли ее десятки раз и в разных условиях.
– Я знаю, Ове. Удачи вам.
Ове с Нильсом спустились по трапу, забрались в лодку и задраили люк.
– Отцепляйте! – прогудел из динамика, установленного на палубе, голос Хеннинга.
Корабль поддерживал связь с подлодкой с помощью коротковолнового передатчика. Канаты убрали, лодка повернулась и начала удаляться от «Витуса Беринга». Арни взял микрофон.
– Отведите ее метров на триста.
– Слушаюсь!
Двигатели корабля были остановлены, и он тихо покачивался на волнах. Арни крепко держался за поручень, провожая лодку взглядом. Лицо его было спокойно, но он чувствовал, как сильно колотится сердце. Теория – это одно, а практика – совсем другое, как сказал бы Скоу. Арни чуть заметно улыбнулся. Это испытание будет решающим.