В сентябре я улетела в Нью-Йорк, где должна была петь в «Сент», огромной дискотеке, расположенной в Виллеже. Это был триумф. Мой концерт собрал толпу молодежи, и я провела несколько чудесных дней. Телеграммы с поздравлениями приходили отовсюду — из Далласа, из Сан-Франциско. Мне предлагали другие концерты. Я увиделась с Майклом Стаутом, адвокатом Дали, который долго рассказывал мне о нем. Обслуга из «Сан-Режиса» расспрашивала меня о Дали, его здесь не забывали. Я позвонила ему, чтобы сообщить, что стала звездой и по ту сторону океана. Гала спросила меня, скоро ли я приеду. Я вдруг почувствовала свою вину. У меня возникло ощущение, что я бросаю Дали и Галу в то время, когда они так нуждаются в моем присутствии. Но я должна была быть на сцене… Как я могла поступить по-другому?
Первая выставка моих картин состоялась в октябре, в небольшой роттердамской галерее. Я выставила 15 полотен. Я так долго ждала этого события! Реакция окружающих была положительной, и я решила продолжать и сняла маленький зал в Сен-Жермен-де-Пре. Я не собиралась выставлять свои картины в предместье Сент-Оноре, где бы прежде всего обратили внимание на то, что это выставка скандально известной звезды. Я хотела остаться робкой дебютанткой, мечтала, чтобы на меня обратили внимание, как на художницу. Отзывы были хорошими, несмотря на то, что все указывали на влияние Дали. Критики забывали о том, что он мой учитель. Он был очень удивлен, узнав, что я выставила свои картины, ведь он всегда утверждал, что у женщин нет таланта. Но именно Дали помог мне развить мой талант! Можно только представить мою радость, когда одну мою картину купил бородатый месье, никогда не слыхавший обо мне. Он купил картину, потому что она ему понравилась, а не потому, что ее нарисовала звезда. Я чуть не бросилась ему на шею, испытав удовольствие гораздо более сильное, чем в те времена, когда я получила свой первый золотой диск. Успех выставки меня переполнил. Рожер Пейрефитт сочинил чудесный текст для приглашений. В благодарность я подарила ему небольшую картину, на которой был изображен Александр Великий. Друг Рожера, Ив Брайе, предложил мне выставиться в Большом Дворце, на Осеннем салоне. Я послала туда большое солнечное полотно, на котором был изображен Ален-Филипп со спины. Я нарисовала эту картину в Таормине, во время моего последнего сицилийского турне. Это было памятное турне, потому что у нас угнали грузовик с костюмами и инструментами…
Весной 1982 года я отправилась в турне по Латинской Америке. Я пела в Чили, КостаРике, Панаме, Эквадоре, в ужасных залах и плачевных условиях. К концу турне аргентинский импрессарио исчез, не заплатив, и мы вынуждены были возвращаться на собственные средства…
После этой неудачи я решила прекратить турне и уделить больше времени живописи. Я возбудила процесс против моей студии грамзаписи, и альбом в этом году не вышел. Теперь у меня было больше свободного времени, чтобы посвятить себя живописи. Я рисовала в Провансе, где решила провести отпуск, в Сен-Реми.
Гала сообщала мне все более и более печальные новости о Дали. Он отказывался есть, худел и все больше дрожал. Она сама была истощена и больна. В последний раз, когда она мне позвонила в июне, она без конца кашляла. Ей нужно было перейти на постельный режим, и я посоветовала ей хорошо отдохнуть. «Что будет делать Дали без вас? Подумайте об этом». Она прошептала, что я — его подруга, попросила, чтобы я его не забывала и главное, помнила о своем обещании. Несколько дней спустя дю Барри объявил мне о смерти Галы. Гала скончалась в Порт-Льигате и ее перевезли в Пуболь, где забальзамировали и положили в стеклянный гроб. Дали не хотел ее хоронить. Это было незаконно, но на это закрыли глаза. Я послала большой венок и выразила Дали свои соболезнования. Он меня поблагодарил, и я попыталась его утешить:
— Маленький Дали, не грустите…
Он меня прервал:
— Больше нет маленького Дали, все кончено. В настоящем все для меня кончено.
Смерть Галы была большой утратой для меня. У меня была такое чувство, как будто я потеряла бабушку, иногда ворчливую, но от которой я многому научилась.
О ней поползли ужасные слухи. Я могу сказать в отношении этого, что она была единственной законной женой, которая для счастья своего мужа не только приняла, но и покровительствовала его отношениям с другой женщиной, его «малышкой Амандой».