Мы последовали за Розой по лабиринту лестниц и лестничек, пересекли гостиную, где атлетического сложения мажордом в белом открывал бутылки — и оказались во внутреннем дворике. Стены, беленные известкой, были обсажены кустами, а земля — устлана серым шифером. Каменная скамья, тоже покрытая шифером, вилась вдоль стены. Дали сидел на деревянном стульчике, Гала рядом с ним — на таком же стуле. Они беседовали на каталонском с седовласым сеньором.
«Добрый день!» — сказал Дали, поднявшись нам навстречу. Улыбающийся, раскованный, загорелый, с цветком жасмина за ухом и тростью в руках, таким он предстал перед нами. Его вышитая голубая рубашка, казалось, была куплена в техасском магазине. И рубашка, и полотняные брюки Дали были выпачканы красками. На его ногах были каталонские эспадрильи. Он пожал руку моим друзьям и поцеловал меня в лоб.
— Вы знакомы с Галой?
Гала утвердительно кивнула головой и улыбнулась. В ее волосах покачивался неизменный бархатный бант, похожий на беличьи ушки. Брюки были закатаны до щиколоток — в пиратском стиле, а на ногах, конечно же, эспадрильи.
— Вы знакомы с сеньором Пюиньялем, мэром Кадакеса? Мы как раз обсуждали постройку бассейна, наш сеньор Пюиньяль еще и предприниматель. Это он построил все это.
«Все это» было весомым комплиментом человеку, не отличавшемуся привлекательной внешностью, несмотря на то, что он являлся мэром Кадакеса. Оглядев внутренний дворик, я заметила (их было трудно не заметить!) огромные картонные силуэты персонажей «Анжелюса» Милле. Проследив за моим взглядом, Дали прокомментировал:
— Это «Анжелюс» Милле, как вы успели заметить. Вы, вероятно, знаете, какую роль этот миф сыграл в моей жизни, если вы читали мои книги. Ах да, я забыл, что мои поклонники не читают моих книг! Хорошо, я все расскажу вам сам. Хотите шампанского?
Слуга, мажордом, шофер и мастер на все руки принес шампанское и бокалы.
— Это Артуро, — сказал Дали. — Артуро, это сеньорита Аманда.
Артуро с нескрываемым энтузиазмом пожал мне руку. Я взяла предложенный бокал. Это было великолепное розовое шампанское, единственный напиток, который Дали предлагал своим гостям. Он получал его прямо в ящиках от одного фабриканта из замка Перелада. Потом он внимательно рассмотрел меня и вскричал:
— Боже мой, какая красивая стрекоза! Гала, посмотри! А эти бабочки!
Гала обиделась или сделала вид, что обиделась:
— Вижу, вижу, я прекрасно все вижу.
— У Галы была целая коллекция крошечных пчелок. Она их прикалывала к корсажу, как и вы. К несчастью, она их растеряла. Жаль, я их так любил. Гала сама пчела. Она подлетает, жалит и — ее и след простыл.
Гала в самом деле покинула наше общество очень быстро. Видимо, она была раздражена посредственностью компании и плоскими темами разговора. Дали спрашивал меня, что нового в Лондоне, знаю ли я что-то о «Битлз» и правда ли, что Йоко Оно — сюрреалистка. Мэр Кадакеса тоже вскоре нас покинул. Когда он ушел, Дали вскользь заметил, что он похож на Гитлера:
— Если б у него на лбу была прядь волос, он был бы просто двойником Гитлера. Меня удивляет только, что вы этого сразу не заметили, вы, от которой обычно ничего не ускользает.
Но в этот момент я совсем не думала о Гитлере. В доме Дали господствовал удивительный покой. Приближающиеся сумерки придавали ощущение умиротворенности уютному белому дворику; ни одно дуновение ветра не тревожило ветви олеандров. Над нашими головами пролетела ласточка. Дали объяснил мне, что по-испански ее называют golondrina. Какой у него был счастливый вид под сенью этого дома!
— Да, я всегда счастлив, — сказал Дали. — У меня внутри термостат, нечто вроде саморегулирующейся системы, которая заботится о том, чтобы ничто не тревожило мой покой. Когда на горизонте появляется малейшее беспокойство, мой внутренний термостат начинает работать и делает так, чтобы я не страдал.
Он добавил после минуты раздумья:
— Иногда мне хочется рвать и метать от излишней удовлетворенности. Я так счастлив, что боюсь умереть от избытка счастья.
Я сказала ему, что именно эта способность всегда быть счастливым внушает мне зависть. Я никогда не была счастлива.
— Я думаю, что вы несчастны по натуре. Вас трудно будет научить быть счастливой, потому что вы любите чувствовать себя несчастной. В этом вы похожи на Рене Кревеля. Это Гала первой заметила. У него, как и у вас, был упрямый лоб, слегка менингитичный, чувственный рот…
Он взял меня за руку и посмотрел мне в глаза.
— Как бы я хотел, чтобы вы были счастливы. Я ясно вижу, что вы архетипичны и в то же время уникальны.