Вечер опускался над Палестиной и на небе уже засияли первые звёзды.
Она сидела на пороге своей лачуги, прижавшись спиной к одному из косяков. Сколько времени прошло после этого кошмара, когда она замерла в такой неподвижности у входа в свой дом? Часа два или три? Больше? Ноги как будто превратились в дерево. И в голове словно стучал молот.
Было ещё светло, когда она, как ошпаренная, выскочила из своего жилища и, прижавшись спиной к косяку, сползла по нему без сил. Нервы сдали, когда ему выкололи глаза: вонзили в них железные штыри и из них хлынула кроваво-красная юшка. Она закричала и бросилась прочь. Но ведь следовало ожидать чего-то подобного, не так ли? Как же так получилось, что она оказалась не готовой к такому зрелищу?
И тут же чувство вины навалилось на плечи, стало горько и страшно. Она даже не заметила, как его увели из её дома - она зажмурила глаза, закрыла лицо обоими ладонями и как бы оглохла.
Она знала: там, в доме, лежит мешок с очень большими деньгами. Пять тысяч пятьсот сиклей - огромное состояние. Теперь можно жить безбедно. Никогда не работать. Выбросить старый неисправный ткацкий станок, который слишком часто ломался и его приходилось чинить. Деньги станут трудиться за неё, если она выгодно вложит их. Например, приобретёт виноградник и несколько рабов и начнёт жить на доходы от него. Жизнь в будущем обещала быть сладкой и лёгкой. И не только из-за материального благосостояния: она теперь почётная гражданка своей страны, на особом счету у своего правительства. Она - героиня своего народа, она войдёт в легенду и станет символом красоты и женского очарования, способным подчинять сильнейших мужчин.
Но отчего-то не было ощущения торжества победы и кошки скребли на душе. Люди вечно враждуют между собой, так или иначе, приходится принимать чью-то сторону. Что радость и победа для одних, то горе и гибель для других. У Далилы было много оправданий своим действиям. Они могут встать целой военной колонной против одного-единственного аргумента совести: мужчина, которого она погубила, её любил. В этой колонне был и патриотизм, лояльность к своему народу, преданность правительству, и преступные действия Самсона по отношению к филистимлянам - её братьям. Далила чтит своих богов и имела право уничтожить иноверца. Её так воспитали, в таком духе - отец и мачеха. Она готова пожертвовать даже собственной жизнью ради своего народа, который, без сомнения, самый мудрый, самый правильный, самый справедливый, самый свободный, а по сему, исключительный, наделённый правом брать земли своих соседей, а те обязаны только радоваться этому. А почему бы и не радоваться? Ведь филистимляне несли свет и счастье, горе мыкали лишь те, кто этого не ценили, не понимали и противились своим спасителям, как могли. Израильтяне, завоёванный народ, были сами виноваты во всём, потому что то поклонялись мрачному суровому богу, слишком много запрещающему то, что приносит удовольствие и скрашивает жизнь. Почему бы израильтянам не сменить веру и не поклоняться филистимскому Дагону, совсем не строгому по отношению к своим людям?
Но совесть назойливо жужжала кусачей осой: “Он тебя любил”.
Далиле оставалось лишь убедить себя в том, что на самом деле Самсон не любил её. Может, только тогда совесть-оса успокоится.
Далила вспоминала…
========== Глава 2 ==========
Тот день был такой же, как и все предыдущие будничные дни. Надо было утром наполнить бак с водой перед завтраком, а потом приниматься за работу. Она забросила на плечо бурдюк и вышла из своей хибары, направляясь к колодцу, находившемуся от её дома примерно в ста шагах. Тут же в компанию набилась её соседка, снимавшая другую комнату в их домишке - через стену. Соседку звали Захира и она занималась прядением. Далила не раз закупала у неё бобины с нитками для ткацких работ.
Захира была болтлива без меры - она могла говорить без перерыва и бесполезно было попытаться вставить словечко между потоком её речи. Поэтому Далила научилась не слушать. Ни о чём полезном Захира информировать её не могла.
Вот и в тот день Далила просто шагала к колодцу, не обращая внимания на подругу и размышляя о том, как было бы славно, если бы вода сама потоком шла бы прямо к дому и наливалась бы в бак в нужном количестве, чтобы не было нужды таскать её в бурдюке. Конечно же, это сказка и такого быть не может никогда. Воду всегда кто-то должен носить!
Вот тогда, приближаясь к колодцу, она впервые увидала его. По одежде она поняла, что мужчина - чужак, из иудеев. Более он ничем особым не выделялся - мужчина высокий, но в меру, крепкого телосложения. Резкие крупные черты лица, окладистая борода с проседью, на вид ему было чуть больше сорока лет. Вот разве что необычной была причёска: чёрные волосы, как и борода, разбавленные серебром, заплетённые во множество кос и собранные в жгут, были очень длинны и лежали на левом плече, свисая ниже, чем до пояса. Ох, и чудаки же эти израильтяне!
Однако, было нехорошо, что израильтянин оказался в краях, где проживали, в основном, филистимляне.
- Ты не знаешь, почему позволили ему войти в долину Сорек? - бесцеремонно перебила Далила болтовню Захиры и указала рукой на незнакомца. - Ты посмотри, он же сейчас напьётся из колодца! И мужчины допустят это?
Было похоже на то. Израильтянин склонился над колодцем, черпая из него воду ладонью, а мужчины-филистимляне, недобро косясь, всё же проходили мимо: кто гнал стадо овец на пастбище, кто тащил корзины с лепёшками на рынок, кто двигался просто по каким-то неизвестным делам. И никто не собирался прогнать чужака от воды.
- Далила, иногда нужно отрывать голову от ткацкого станка и оглядеться кругом! - с упрёком произнесла Захира. - Работа, знаешь, она не верблюд, привязывать не надо, чтоб не сбежала. Неужели ты не знаешь, кто это?
- Не знаю! - Далила теряла терпение. - Просто скажи без дурацких предисловий - и я буду знать, кто это! - нервы её взвинтились от наглости чужака и безразличия мужчин, позволявших ему так дерзко себя вести и пить воду филистимлян.
- Это же Самсон! - хихикнула прядильщица. - Не скажешь же ты, что ты ничего не слышала о Самсоне?
Ну, уж о Самсоне Далила наслушалась страшных сказок ещё в детстве! Им пугали филистимских детей, человеком, когда-то убившим целое филистимское войско числом в тысячу человек, вооружившись какой-то ослиной челюстью. Унесшим ворота Газы и ещё кое-что натворившем в землях филистимлян. Да, он на самом деле был ужасом своих врагом, потому что никто не мог понять тех вещей, что творил он. А что может быть страшнее непонятного?
Вот, теперь это чудовище пожаловало зачем-то на долину Сорек и это не предвещает ничего хорошего. Плохо уже то, что его боятся филистимские мужчины. Значит, они не захотят воевать с ним никогда. С непобедимым это бессмысленно. Когда Далила жила ещё с отцом и мачехой, она часто слышала их тревожные разговоры о том, что этот самый Самсон способен поднять восстание израильтян и не только освободить завоёванные филистимлянами земли, но даже прибрать территорию завоевателей для своего народа. А уж о израильтянах ходят легенды, что те в своё время не щадили тех, у кого отнимали их владения. Это было страшнее всего.
Далила ощутила прилив жгучей сильной ненависти и исподлобья взглянула на Самсона, что продолжал черпать воду из колодца - уже двумя руками. Внезапно ею овладел порыв какой-то отчаянной храбрости и она двинулась со своим бурдюком к колодцу, оставив позади себя толпу женщин, робко жавшихся друг к другу и ожидавших, когда Самсон, наконец, отправится восвояси и они смогут набрать воды.
========== Глава 3 ==========
Настроение Далилы сделалось просто воинствующим, оказавшись у колодца, она плюхнула в него бурдюк так, что разлетелись брызги и несколько капель попало на лицо Самсона. Затем она подняла глаза и вызывающе посмотрела на него: ну, что, мол, шею мне свернёшь теперь?