Меня бросило на решётку, выворачивая пальцы, ударило, хлестнуло по лицу мелким стеклянным крошевом, потом оторвало от прутьев, но миг спустя снова швырнуло на них спиной. Дыхание отшибло; разевая рот, как выброшенная на берег рыба, я попытался нащупать, за что схватиться, но меня бросило плашмя на жёсткое и я потерял сознание.
Первое, что увидел, придя в себя, — заднюю дверь электрокара, висящую криво, на одной петле. Странно она выглядела, я даже сначала не понял, в чём дело, но, ощупав жёсткое и холодное под собой, сообразил, что машина лежит на боку. Второй двери просто не было, в проёме — что-то серое, освещённое рассеянным светом. Обнаружив, что меня больше не швыряет как попало, я стал на четвереньки и выполз наружу. Уже поднимаясь на ноги (правая болела в колене), заметил, что в ушах звенит и поэтому ничего не слышно. Я выпрямился и помотал головой, чтобы вытрясти звон, но всё вокруг поплыло и перекосилось. Думаю, на этот раз я не упал, но то, как очутился по другую сторону от искорёженной машины, вывалилось из памяти напрочь.
Помню смятую в морщинистый блин автомобильную морду метрах в десяти, припоминаю, как сидел, опираясь на кулаки и бессмысленно пялился на проносящиеся мимо электрокары, ни дать ни взять — лузер, стративший на первом круге «Death Car». Потом появился звук. Что-то гнусно завывало в недрах разбитого фургона. Когда очередная машина выпрыгивала из тьмы, в лицо било воздухом, и на мгновение рёв и свист шин перекрывал остальные звуки. Разбитые в кровь костяшки пальцев болели, я сел ровнее и попытался понять, что за неудобная штука зажата в моей левой руке. Это была антенна. Так и не выпустил её, пока меня болтало как шарик в погремушке.
Я вскочил на ноги, собираясь броситься к машине, но когда увидел ещё раз задранный кверху мятый металл в том месте, где раньше было лобовое стекло, понял — там два трупа.
Стыдно вспоминать, что со мной случилось дальше. Будь на то моя воля, и сам бы забыл, и вам не стал бы рассказывать, но раз уж решил — начистоту, нечего пальцы в ботинках поджимать. Два трупа, понимаете?! И виноват в этом я, как ни изворачивайся. В моих руках дурацкая антенна.
Правда, когда я оглядел свои руки ещё раз, антенны у меня уже не было, выбросил, должно быть. Так она и осталась валяться на бетонке; потом, наверное, аварийщики подобрали, когда разгребали это дерьмо. Я слышал за спиной их сирену, выбираясь из тоннеля. Шёл, хромая на правую ногу, и бормотал всякую чушь:
— «Death Car», капсула смерти. Два трупа, а обещали привезти три. Обезьянка потерялась. Антенну спёрла…
Это показалось мне смешным, сами понимаете, был не в себе. Послушал я свой сиплый хохот и вот тогда-то глянул на руку ещё раз. Нет антенны. Я оглянулся. Какие-то огни, и воет сирена.
— Спёрла и потеряла, — сообщил я огням. — И сама потерялась. Была, и нету.
Сделав это ценное заявление, я снова посмеялся и ускорил шаг, почти побежал, подволакивая ногу. Свет впереди становился всё ярче, больше не нужно было придерживаться за слизкую стену, я обтёр пальцы об штаны и провёл по мокрому лицу рукой. И удивился безмерно — ладонь стала красной и липкой, а по лбу и щеке тирануло, словно бы не рука у меня, а железная щётка.
— Мордой в битое стекло, — сказал я громко. — Всех, кто не знает слова «конституция», мордой в битое стекло. Сами виноваты. Ловить в сортире!.. Сиськи… Всем скручу антенны!
Тоннель неожиданно кончился, я ненадолго ослеп от яркого света, некоторое время ещё брёл, ощупывая шершавое ограждение левой рукой, и нёс вслух несусветную герцовню, но вскоре в синем ровном сиянии проступили контуры домов, и я увидел выползшее из-под земли шоссе и шарики древесных крон над живой изгородью. Ну что необычного может быть в городском квартале, рассечённом скоростным шоссе? Не сразу я понял, почему он был похож на декорацию. Колонны. Кто не видел — не поймёт. Низкое небо города поддерживали ряды колонн; стрела шоссе не вонзалась в горизонт, а растворялась в мутной сиреневой дымке. Я сам был рыбой, а колонны — якорными канатами гигантского плота, слишком неповоротливого, чтобы качаться на волнах.
Встречные шарахались от меня с рыбьим проворством, очень скоро я понял, в чём дело. Они не были чип-модифицированы. Обычные граждане, спешащие по своим делам с открытыми глазами, не чистокожие причём. Понятно, вид мой не вызывал доверия: физиономия в крови, руки и рубашка тоже, штаны разодраны на коленях, да и поведение моё к общению не располагало. После десятка тысяч лысых голов обычные человеческие хаера представлялись мне диковинными, и я пристально рассматривал головы встречных. Если прибавить к этому приобретённую после аварии манеру громко разговаривать вслух с самим собой, получится картина под названием «Маньяк на утренней прогулке». Потому они и пугались, особенно девушки. Я терпеть не могу, когда кто-нибудь начинает рассказывать, что он там думает, хочешь ты его слушать или нет. Папик мой такой фигнёй всегда страдал, особенно за рулём. Песни пел, рассуждал, даже придумывал на ходу дурацкие стишки. Вот не думал, что эта блажь ко мне пристанет тоже. Оказалось, заразное это дело. Скоро до меня дошло: если не хочу, чтобы кто-нибудь из особо нервных вызвал полицию, нужно свернуть туда, где не так людно, держаться ближе к витринам и не торговать таблом направо и налево. Боковой проезд подвернулся тут же. Я свернул туда, прошёл под растяжкой с вездесущим слоганом «Oil Over The World» и оказался на малолюдной торговой улочке, похожей на разрез в многослойном торте. Держаться ближе к витринам получилось само собой, тротуары там были шириной в полшага. И, хоть кое-кто из редких прохожих, заприметив случайно мою образину, спешил перейти на другую сторону, дело пошло лучше.