— Какой? — спросили его.
— Хороший! — убедительно ответил Остап.
— Для кино немого или звукового?
— Немого.
— Не надо!
— Как не надо!
— Немого кино уже нет. Обратитесь к звуковикам.
Звуковики тоже ответили отказом, так как звукового кино еще нет.
— Да как же так?! — потряс листами своего творения Остап.
— Да так. Немое кино уже не снималось, а звуковое еще только организовывалось с неполадками в связи с переходом от немого к звуковому кино. И тут до сочинителя скороспелого сценария дошел слух, что в какой-то комнате сидит человек и срочно творит звуковое кино. Остап бросился к нему. Новатор звукового кино оказался глухим. Криком Бендер заявил о своем сценарии.
— Прекрасно! — сказал глухой. — Мы сейчас же втянем вас в работу.
— А как насчет аванса?! — прокричал Остап.
— «Шея» — это то, что нам нужно. Посидите здесь, я сейчас вернусь, и со сценарием в руке глухой скрылся за дверью.
Прождав около двух часов, Остап вышел из комнаты и узнал, что глухой звуковик уже давно уехал и не вернется, так как его срочно перебросили в Умань для ведения культработы среди ломовых извозчиков. Это рассмешило бы Бендера, а сейчас ужаснуло, так как глухой увез его сценарий многометражного фильма «Шея».
Клуб работников гужевого транспорта находился в бывшем фуражном складе. Над массивной дверью, оббитой жестью, висел транспарант:
Остап бесстрашно шагнул под тяжелые своды извозчичьего храма Мельпомены и осмотрелся.
Сквозь высокие и узенькие окна падали скупые пятна света на нестройные ряды скамеек, стульев и табуреток. Низкая сцена была прикрыта занавесью с намалеванными на ней двумя хомутами, оплетенными конскимисбруями. Через разбитые стекла окон слышался птичий щебет. За стеной рыдала скрипка. Пахло дегтем, овсом и мышами.
— И ходют тут, и ходют. И чого? Вже и касса биля самого входу, — заворочался недовольно тулуп, лежащий иа трех табуретках.
— Мне Глухомлинов, о, как нужен, папаша, — провел рукой у шеи Остап, наклонившись над тулупом.
— Глухой? Сам дирехтор? Так його и немае ще… Ага, чекай, — приподнялся старик, — ось вин идэ…
Сердце у Бендера радостно забилось, когда в просвете широких дверей он увидел глухого с портфелем.
— До вас! — выпалил в ухо глухому сторож, тыча рукой в Остапа.
— Я насчет плагиата! — заорал Бендер. — Узнаете?!
Глухой, не узнавая еще Бендера, блеснул золотыми пенсне и согласно кивнул бедуинской бородкой:
— Пожалуйста, прошу ко мне. Мы сейчас втянем вас в работу… Нам нужны свежие силы…
— Я насчет плагиата! Узнаете?! — еще громче закричал Остап, грозно продвигаясь к глухому.
Бородка взметнулась кверху, стекла пенсне уставились на Остапа, рука судорожно закачала портфель. Глухомлинов узнал автора «Шеи»…
Дальше разговор шел в директорском кабинете — весовой, обклеенной афишами с лошадиными мордами.
— Таких, как вы, я бы давил столбом весом в двести четырнадцать кило. Но вас я давить не буду. Я человеколюб, я психиатр и пока свято чту уголовный кодекс, — расхаживал Бендер шагом судьи вокруг своей жертвы.
Глухомлинов безропотно сидел на краю стула и, понурив голову, сжимал руками портфель, как напроказивший школьник.
— Безобразие! До чего дошло. Я в суд подам! У меня свидетель есть — товарищ Супругов с первой Черноморской кинофабрики! Супру-гов! — хрипло по слогам прокричал Остап на ухо постановщику лошадиной сцены.
При слове «Супругов» Глухомлинов приподнял голову и, трусливо озирнувшись, произнес:
— Да… Но… Может, отступного? У меня дети…
— У всех дети. Сколько? — прокричал строго Бендер.
— Мальчик и девочка, — стыдливо зарделся неудачливый начинатель звукового кино.
— Я спрашиваю, отступного сколько? — пустил петуха в голосе Остап.
— Двести, — пробормотал глухой.
— Что?! Обокрали! Лишили славы и денег! И после всего предлагаете всего двести?! — напирал Бендер на директора клуба ломовых извозчиков. — Никогда!
— Триста! — выдохнул несчастный звуковик, совсем подавленный вескими доводами истца.
— Ага, триста! Тогда вам придется купить и это, — победоносно развернул свой газетный сверток Остап.
На стол бухнулся перепачканный глиной сапог.
— Для реквизита вашего лошадиного клуба, — уточнил Бендер. — Этот сапог еще совсем недавно принадлежал, знаете кому? — придвинулся Остап к глухому и таинственно в его ухо прошептал — Самому графу Монте-Кристо! Графу, жестоко убитому румынскими боярами и выброшенному с высокого берега Днестра. И место ему не на вашей лошадиной и мамалыжной сцене, а в столичном музее для обозрения потомками, — гордо вскинул голову Бендер. — Но я великодушен. Я всегда любил фаэтоны и поэтому уступаю его вашему конячному клубу всего за сто целковых, — сунул он «графский» сапог в руки глухого.