Усиление России в Тихоокеанском регионе имело важные последствия для политики Японской и Цинской империй. Страх того, что Россия завладеет Маньчжурией и Кореей, способствовал появлению паназиатского дискурса, сформулированного как необходимость сотрудничества Японии, Цинской империи и Кореи против Запада (в данном случае представленного Россией), а также «ответной» японской экспансии, начавшейся в 1874–1875 годах[13]. Кроме того, передача России Цинских земель способствовала отмене запретов на переселение китайцев-хань в Маньчжурию в 1878 году, а позднее и отмене системы Восьми знамен, взамен которой в 1907 году в Маньчжурии были созданы три провинции[14].
Симодский трактат (1855 г.) и Санкт-Петербургский договор (1875 г.) с Японией, закрепивший за Россией Сахалин, а также продажа Аляски США (1867 г.) установили морскую границу Приамурского края. В 1860–1870-е годы, когда основным направлением российской экспансии стали Средняя Азия и Балканы, Приамурье в значительной степени оказалось забыто. Но после того как на Берлинском конгрессе 1878 года не удалось защитить российские интересы в «восточном вопросе», государство опять проявило интерес к Приамурью, создав в 1880 году Владивостокское военное губернаторство, подчиненное морскому ведомству. Впрочем, отдаленность региона от Европейской России, малочисленность его населения и незначительная численность находившихся в регионе войск стали препятствием для дальнейшей экспансии, и в 1888 году Владивосток вновь стал частью Приморской области. Однако именно в 1880-е годы термин «Дальний Восток», с середины XIX столетия обозначавший Азиатско-Тихоокеанский регион, стал использоваться по отношению к Приамурью[15] и Приморью, что свидетельствовало об интересе российских элит к «дальневосточному вопросу» – растущему соперничеству Японии, США и европейских держав в Азиатско-Тихоокеанском регионе вообще и в Цинской империи в частности[16].
Тройственная дипломатическая интервенция (1895 г.) России, Германии и Франции после Японо-китайской войны 1894–1895 гг. дала старт новой волне империализма на территории Цинской империи, и, подобно другим державам, вовлеченным в дальневосточный вопрос, Россия стала обладательницей экстерриториальных владений и железнодорожных концессий. Она получила концессию на строительство Китайско-Восточной железной дороги (1896 г.), а также право аренды южной оконечности Ляодунского полуострова в Маньчжурии (1898 г.) и незначительные по размеру концессии в Ханькоу (1896 г.) и Тяньцзине (1900 г.). Однако, в отличие от построенной французами железной дороги Куньмин – Хайфон (1904–1910 гг.) и других иностранных инфраструктурных проектов, КВЖД (1898–1903 гг.) играла важнейшую роль во внутренней топологии Российской империи, став одним из участков Транссибирской магистрали (1891–1916 гг.) – главной транспортной артерии, соединявшей Европейскую Россию с побережьем Тихого океана[17].
Аренда южной части Ляодунского полуострова, на которой была образована Квантунская область, обозначила новый этап российской экспансии. Полуостров стал новыми воротами империи на Тихом океане, как с военной, так и с коммерческой точки зрения. Внимание государства переключилось с Приамурья и Приморья на новые порты – Порт-Артур и Дальний (Далянь или Дайрен), а также новый железнодорожный узел – Харбин (1898 г.). Региональные власти, возмущенные равнодушием правительства к Приамурскому генерал-губернаторству, выступали против строительства железной дороги через Маньчжурию. Но Петербург не только подтвердил этот план, но и продемонстрировал новые приоритеты своей политики, сделав в 1903 году Порт-Артур столицей Дальневосточного наместничества, объединившего Приамурское генерал-губернаторство, зону отчуждения КВЖД и Квантунскую область. Наместник Евгений Иванович Алексеев был облечен полной военной и гражданской властью в регионе; ему были поручены отношения с Пекином, Токио и Сеулом. Таким образом, Дальний Восток получил особый статус в рамках империи. Кроме того, создание наместничества подтвердило вовлеченность России в дальневосточный вопрос, что вскоре привело к Русско-японской войне (1904–1905 гг.)[18].
Российская экспансия на тихоокенском направлении, как и в других частях империи, сопровождалась переселенческим колониализмом[19], но в этом плане Забайкалье и Приамурский край отличались как друг от друга, так и от остальной Северной Азии. В отличие от земель к западу от Байкала, где важную роль играло несанкционированное переселение, колонизация Забайкалья в большей степени была делом государственным. Большинство крестьян, на 1897 год составлявших 36 % от общего населения Забайкальской области (672 037 человек), были потомками сосланных сюда представителей религиозных меньшинств (в основном староверов), преступников и политических ссыльных. Вторая по численности группа, казаки (29 %), тоже первоначально оказалась здесь усилиями государства. Доля инородцев (эта сословная группа включала в себя в основном коренных жителей – бурят и эвенков)[20] составляла 27 % населения. Число крестьян, самостоятельно переехавших в Забайкалье, осталось незначительным даже после того, как государство стало поддерживать добровольное массовое переселение, с 1890-х годов шедшее параллельно со строительством железной дороги. Впрочем, между коренными жителями и новоприбывшими все равно происходили конфликты, чему виной была сравнительная нехватка плодородных земель[21].
13
14
15
Термин «Приамурье» использовался по отношению к землям вдоль реки Амур, к административной Амурской области, к южной части Приморской области и ко всему Приамурскому генерал-губернаторству.
16
17
18
19
20
К категории «инородцев» относили нерусские группы коренного населения, но некоторые представители коренного населения также относились к крестьянскому или казачьему сословию. Инородцы были наименее привилегированным сельским сословием, а казаки – наиболее привилегированным.
21
История Бурятии / Гл. ред. Б. В. Базаров. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2011. Т. 2. XVII – начало XX в.;