— Доченька! Приехала! Наконец-то!
Хоа бросилась к отцу, обняла его, голос ее прерывался от радости:
— Папа!.. Папа…
— Доченька! Я так тебя ждал!
— Я тоже в школе каждую минутку ждала твоего письма.
Хоа прижалась к отцу. Мягкая рука ласково гладила ее по волосам. Но вдруг Хоа высвободилась из его объятий, счастливое лицо ее снова стало серьезным. Она посмотрела в глаза отцу и спросила:
— Ты что, уезжаешь?
Он вздрогнул, словно припомнив о чем-то, вовсе не подходящем для такой радостной встречи. И оба они, не сговариваясь, поглядели на стоявший у обочины зеленый «газик» с распахнутыми настежь дверцами. Попутчики отца слушали дядю Тоана и рассматривали комбайн. Хоа с отцом снова взглянули друг на друга. Папа выглядел расстроенным и грустным, он даже вроде чуточку постарел. Усы над верхней губой его вздрогнули: он хотел заговорить с дочкой, но запнулся, не зная, с чего начать. В общем, он совсем растерялся.
Но Хоа и сама догадалась, что он сейчас ей скажет. Она опустила голову, разглядывая красную растрескавшуюся землю, помолчала, потом спросила:
— Тебе надо ехать по делам, да?
Отец положил руки ей на плечи, худенькие и дрожащие, как у испуганного котенка.
— Как ты догадалась?
Она промолчала, потому что это был, собственно, ответ на ее вопрос, отвернулась и стала глядеть на реку, провожая глазами качавшиеся верхушки тростника.
— Ты на меня сердишься, Хоа? — вконец огорчился папа.
— Разве я могу на тебя сердиться? — ответила Хоа, но голос ее дрожал от обиды.
— Конечно, я знал, что ты приедешь, — стал оправдываться он. — Но нам с товарищами надо быть на совещании в министерстве. Я не мог больше ждать, нам и так придется ехать всю ночь, чтобы к утру добраться до Ханоя. Пойми, доченька, это очень важное совещание.
— Ты не думай, я все понимаю. — Хоа по-прежнему глядела на реку.
Отец привлек ее к себе, обнял и сказал:
— Ты у меня умница!
Хоа вдруг почувствовала, как в носу у нее что-то защекотало.
— А когда ты вернешься? — Голос ее как будто смягчился.
— Говорят… — он снова запнулся, — совещание продлится день… может, побольше.
— Значит, ты уедешь на несколько дней?
Отец не нашелся сразу, что ей ответить, она опять спросила:
— У кого же я здесь буду жить? Или… это и есть особенные каникулы, каждый день — примечательный?
— Не надо так говорить. — Отец сильнее сжал ее плечи. — Я ведь еду по государственным делам. Разве могу я отказаться? Я все сделал, приготовил для тебя комнату и договорился насчет питания. Побудешь с моими сослуживцами, пока я нё вернусь из Ханоя.
— Пожалуйста, я тебя не удерживаю. Если дела требуют, поезжай. Я уже привыкла жить одна.
— Хоа!..
Голос отца задрожал, и ей стало жаль его. Мама давно умерла, и они остались с отцом вдвоем. Он человек серьезный и строгий, но с нею всегда был ласков и добр. Досада и злость Хоа сразу растаяли, как пузырьки на воде. Она заморгала, пытаясь сдержать слезы.
— Не волнуйся, поезжай, папочка. — Она кивнула. — Я никогда не сержусь на тебя, разве что самую малость, да и то ненадолго.
Глава III
Первый вечер в госхозе выдался безветренный и ужасно жаркий. Хоа никак не могла уснуть.
В интернате в эту пору всегда шум и возня; те, кто желают учить уроки, устраиваются в коридоре или под большим фонарем во дворе. А в спальнях о чем только не болтают! У Лиен, например, что спит прямо над Хоа, вечно полон рот историй. И еще Лиен обожает сказки. Она все мечтает как-нибудь заблудиться в лесу, чтоб повстречать принца с длинным мечом верхом на белом коне. Жаль, не приехала она вместе с Хоа сюда, где столько лесов и гор. Хотя и здесь вряд ли встретишь живого принца.
Почему-то вдали от школы Хоа все время вспоминала свой класс, учителей и подружек. Можно было б завтра написать им письма. Но о чем? Написать про этот необычный знойный вечер? Они станут над нею смеяться: у Хоа, скажут они, точь-в-точь как в пословице: «Рык тигра, а душа медузы». Уши всем прожужжала: «Уеду далеко-далеко… особенные каникулы…» А сама…
Вечером здесь совсем тихо. Молчание, сковавшее склоны гор и лесные чащи, казалось ей чужим и непривычным. Но вдруг ощущение чего-то знакомого и близкого коснулось ее сердца; она не сразу догадалась, в чем дело — электричество, электрические лампочки и еще долетавшие откуда-то звуки радио… Пусть все это выглядит совсем не так, как в Хайфоне, все равно это было свое, привычное. И чем пустынней и глуше становилось вокруг, тем отраднее было глядеть на яркие огоньки и слушать бормотание радио.
Из-за холмов налетел ветер. Наверно, он ворвался сюда нарочно, чтоб отогнать надоевшую жару. Хотя вообще-то в горах ветер и дождь не в диковинку… Ветер бык прохладный, как ключевая вода. И тут Хоа услыхала какой-то новый шум. Это были ребячьи голоса, где-то смеялись и пели дети. «Ага, — подумала она, — значит, здесь есть и другие ребята». Обрадовавшись, Хоа привстала на кровати и выглянула за окно, пытаясь представить себе, что происходит там, где словно ночные звезды переливались огни фонарей. «Наверно, они играют в дракона…» [8]
По радио начали передавать какой-то длинный рассказ. И Хоа незаметно уснула.
Проснулась она, когда солнце стояло уже высоко в небе. Да и то ее разбудил звон гонга, возвещавший начало рабочего дня. Жилые дома опустели.
Напротив, через дорогу, были механические мастерские. Оттуда доносился шум мотора и перезвон молотков. По дороге все время ехали грузовики. Одни везли удобрение на поля, другие торопились с продуктами в город. И все они что было сил гудели: би-би, би-би! Вот на дорогу выехал экскаватор и пополз куда-то, громко чихая и качая высоко в воздухе своим ковшом. Сначала Хоа почудилось даже, будто она в Хайфоне, такое вокруг было движение и шум.
Тетя Шам спустилась по ступенькам конторы.
— Ты уже встала? — спросила она Хоа.
— Да. Почему же вы меня не разбудили? Я все на свете проспала.
— Тебе надо отдохнуть с дороги, и я решила: дам-ка ей выспаться как следует.
— А девочки у нас говорят, когда устанешь, не надо долго спать. Это вредно.
Если не считать водителя «ракетохода», тетя Шам была первой, с кем Хоа познакомилась в госхозе. Отец, уезжая, просил ее посмотреть за дочкой.
Тетя Шам сперва повела ее умываться и чистить зубы, а потом в буфет — выпить молока. Буфет, оказывается, был рядом с мастерскими. Молока свежего и вкусного здесь было сколько угодно. И так, говорят, каждое утро: пей — не хочу!
Прежде чем вернуться в контору, тетя Шам сказала Хоа:
— Ну, ступай теперь домой. Тебе, наверное, надо постирать с дороги. Когда нечего будет делать, заходи ко мне в библиотеку, я дам тебе что-нибудь почитать. У нас есть детские книжки.
Хоа раскрыла рюкзак и достала блузку и брюки, которые она надевала в дорогу; но потом уложила их обратно, не зная, стоит ли затевать стирку. Почему-то она не чувствовала себя тут как дома… У отца в комнате почти не было вещей, только красная лакированная шкатулка, полка с книгами да вешалка для одежды, и, по всему судя, он смастерил их сам, своими руками. Две пустые койки выглядели так же печально и сиротливо, как кровати в спальне Хоа перед отъездом из школы. Она представила себе, будто отец сидит здесь, в комнате напротив нее, и сказала:
— Знаешь, папа, у вас все люди заняты своим делом. А я сижу дома одна. Ты ведь обещал, что у меня будут особенные каникулы. Неужели ты имел в виду такие дни, как сегодня?..
8
Игры и танцы, во время которых кто-нибудь надевает большую маску в виде головы дракона или же несколько человек помещаются внутри сделанного из материи и папье-маше туловища дракона, являются непременной частью детских развлечений и праздников во Вьетнаме. Во вьетнамских сказках дракон — существо доброе, помогающее людям.