Я пулей собираю рюкзак и через пару минут жду его у входной двери. Он спускается вниз, забирает у меня из рук сумку, и мы отправляемся на стоянку.
— Где его искать теперь? — спрашиваю по дороге.
— Он знает дорогу домой, возможно, туда рванул, — набирает скорость.
Через полчаса мы уже в посёлке недалеко от города.
Хозяйка, которая недоглядела за собакой, долго сокрушается, что надо было бы проверить пса, когда он притих, но не сделала этого.
А Дикий знатно раскурочил зубами клетку, в которой его заперли.
— Я бы тоже начала её ломать, — признаюсь, как только мы уезжаем из дома собачницы. — Сидеть в клетке…
— Клетка — не цепь. До этого он два года нормально в ней проводил время. Вообще странно ведёт себя последнее время. Врач сказал, что у него панические атаки.
— Они бывают у собак? — удивляюсь.
— Сам впервые услышал. Но, оказывается, бывают.
Тогда я его понимаю. Я сама за последние пару недель их несколько раз словила. Раньше никогда не было, а тут появились.
Тоже хочется сбежать подальше от всех, забиться в угол и выть.
Возле дома Глеб интересуется у бабушек, которые сидят на скамейке, не прибегал ли его пёс и они хором подтверждают, что был, но они побоялись к нему подойти, а потом Дикий сбежал.
Это было полчаса назад.
— Он не мог далеко уйти, — предполагаю.
— В парк надо идти, — направляется Глеб в сторону набережной.
Мы разбредаемся по аллеям в поисках собаки, но стараемся двигаться так, чтобы видеть друг у друга.
Проходя по дорожке, замечаю торчащие из-под куста собачьи лапы. При приближении оттуда слышится тихое рычание.
— Дикий? — медленно приседаю и зову пса.
Услышав своё имя, он потихоньку, перебирая лапами, выползает на пузе. Еле слышно поскуливает. Он меня узнал.
Встаю, оглядываюсь по сторонам и замечаю, что Морозов идёт в мою сторону.
Потерял…
— Глеб, он здесь! — машу ему рукой.
Парень переходит с шага на бег.
— Э, друг! — приседает рядом с Диким. — Устал? А зачем сбежал?
Он осматривает собаке лапы и качает головой.
Передние стёрты в кровь.
Поднимает пса на руки и несёт домой.
— Сколько он весит? — спрашиваю у Глеба, подстраиваясь под его широкий шаг.
— Почти сорок кило.
— Ого! — прикидываю в голове.
Во мне всего сорок пять. А пёс меньше меня вроде как.
— Он немного растолстел за последний месяц, так как из-за ран двигается мало, — объясняет Морозов.
Мы отвозим его к ветеринару, который обрабатывает Дикому раны и прописывает лекарства для успокоения нервной системы. Так же просит не оставлять его первую неделю ночью без присмотра.
Дома собака занимает своё место, а через пять минут мы слышим его громкое сопение.
Уснул «без задних ног».
— Можно я душ приму? — смотрю умоляюще на Глеба.
Вся эта беготня и волнение заставили меня серьёзно попотеть.
— Конечно, могла бы и не спрашивать, — улыбается. — Может, составить тебе компанию? — притягивает за руку к себе и приобнимает, нагловато при этом ухмыляясь.
— Я пока не готова к такому повороту, — отрываю его руки от себя и иду в сторону ванной.
По пути разворачиваюсь и гляжу на него. А он смотрит мне в след с разочарованием на лице.
Ну не надо!
Не так я с тобой себе всё представляю в первый раз.
Быстро принимаю душ, заматываю волосы полотенцем.
А вот запасные вещи остались в рюкзаке в машине.
И что делать? Попросить Глеба принести? Не хочется его напрягать.
Выглянув из ванной комнаты и услышав, что Морозов гремит посудой на кухне, быстро прошмыгиваю к нему в спальню. Не думаю, что он будет сильно против, если я одолжу у него футболку или рубашку.
Шмоточник!
Два шкафа под завязку забиты одеждой. Не удивительно, что я ни разу не видела его в одном и том же, за исключением курток. Одних пиджаков штук десять, а не носит… По-моему даже у моего бывшего мужа гардероб был скромнее.
Снимаю с вешалки бледно-голубую рубашку и надеваю на себя, закатав рукава. Разглядываю себя в зеркало.
— Неплохо, — довольно улыбаюсь своему собственному отражению.
Мелкая, но стройная. Сильно выдающихся частей тела нет, но и плоской назвать себя язык не поворачивается.
— Согласен… Тебе очень идёт, — подтверждает мои слова Глеб, стоя у двери и наблюдая за мной.
На лице видно явное желание.
Разворот к нему и стараюсь натянуть рубашку ещё ниже, чтобы скрыть немного ноги. Он только смеётся над моими неловкими попытками прикрыть стыд.
— Она длиннее не станет, не старайся, — подходит ко мне с горящими глазами. — Целомудренно всё, не волнуйся.