— А ты и не сопротивлялся, — выпускает на свободу стервозу вместе с паром.
— Да, не сопротивлялся. Но не думал, что ты случайный перепихон за большое чувство примешь. Я другую девушку люблю…
— Вот как… И где она, твоя девушка? — скалясь.
— А это не твоё дело. Я пойду. А то майор увидит, что я по медчасти без дела слоняюсь, и ещё нарядов накинет.
— Вот и иди! И это забери! — кидает мне в спину забытую мной на столе кепку.
Ура! Свобода!
Наконец-то она от меня отвяжется.
Все, кто не в карауле, дрыхнут. Носков храпит, как трактор. Вернусь, придушу подушкой этого тигра, чтобы не рычал.
Майор сидит на раскладном стульчике у своей палатки и курит. Завидев меня, выбрасывает сигарету и делает знак рукой, чтобы заходил.
— Прикрой, — показывает глазами на полог над входом.
Пока я вожусь, он выставляет на стол бутылку коньяка и закуску.
Мда… И как ему объяснить, что я не употребляю?
— Вообще-то я не пью.
— А что тут пить? Для двух здоровых мужиков пол литра — не доза, — берёт бутылку и разливает по рюмкам.
С чего он решил именно со мной бухнуть?
— Я совсем не пью.
— Тогда это приказ, — отдаёт мне рюмку. — Пей!
Морщусь, глядя на янтарную жидкость. Но приказы нужно выполнять. И опрокидываю алкоголь в рот. Он, обжигая, проваливается в горло.
Майор подаёт дольку лимона, чтобы не задохнулся от крепости.
— Ты что, реально не пьёшь?
— Неа, — кривлюсь от кислоты.
— И как ты умудрился остаться в наше время таким девственником? — усмехается.
— Я пробовал. В школе ещё. Отравился.
— Я заметил, что ты деточка с нежным желудком. Софочка сказала, что изжога тебя мучает.
Чего?
Напридумывала, чтобы оправдаться.
— Нормально у меня с желудком, — появляется нездоровая смелость от алкоголя.
Майор после второй рюмки даёт сигарету.
Затягиваюсь. Почти четыре месяца не курил.
Грудь сдавливает от дыма. Но продолжаю.
— Рассказывай, — смотрит на меня внимательно Власов.
— О чём? — плохо соображаю от выпитого.
— О том, что тебя сюда привело. Не воюют в наше время генеральские внучки. По тылам отсиживаются и бабки тратят. Так что тебя к нам привело? Только не пизди, я сразу просеку, — наливает ещё по одной.
Выпиваем.
У меня развязывается язык.
— Я в универе с девчонкой познакомился. Смешная. Мелкая, ярко-рыжая и с веснушками. Когда меня видела, глаза огромные делала. Стали общаться, с загонами оказалась. Решил заботой задавить. Сдалась. Круто всё было.
— Влюбился? — пошленькая улыбочка.
— Ну, да… В начале ноября на неё в подъезде напали. И тут выяснилось, что девочка с двойным дном. Её к нам в город фэйсы отправили по программе защиты свидетелей. Поднялся кипиш, приехал какой-то капитан из Москвы и увёз мою Белку. А через месяц мне сказали, что она умерла. От гриппа… От какого-то ебучего гриппа! — срываюсь.
— Подозрительно…
— Я тоже так думаю. Она была свидетелем по крупному делу с заказными убийствами. Догадываюсь, что её просто убрали.
— Имя капитана помнишь? — заинтересованно смотрит на меня майор, разливая по очередной порции коньяка.
— Неа. Он не представился.
— Херово.
— Фото есть, — опрокидываем в себя по очередному шоту.
Уже идёт как по маслу.
— Показывай.
Включаю телефон, чтобы постоянно работал — не разрешают. Запилинговать могут.
Фото с камеры в моём подъезде. Я нашёл и сохранил. Показываю майору. Он его куда-то скидывает.
Нахуа? — приподнимаю брови.
— Есть у меня друзья в их конторе, — объясняет. — Отправлю, пусть пробьют по своим каналам.
О, как! Круто!
Мы ещё часа два сидели, разговаривали за жизнь. Как дошёл до своей раскладушки не помню. Но башка утром трещала невыносимо.
Дня через три майор подозвал к себе перед выездом.
— Пробили мои друзья твоего капитана.
Ничего себе!
— Его фамилия Шип. Но есть одна загвоздка.
— Какая?
— Они не смогли точно определить какой из Шипов на фото. Их двое. Они близнецы. Тарас и Денис Александровичи.
— Двое не две тысячи, товарищ майор, — довольно улыбаюсь.
Глава 47
На меня так смотрят, словно я из преисподней вышла. Встали все за решёткой, не веря своим глазам.
— Не бойтесь, они вам ничего не сделают, — сжимает мои пальцы Тарас.
Три дня побыл улыбашкой, а потом опять стал прежним серьёзным капитаном. Исчезал несколько раз по два дня без объяснений. Когда возвращался, на него смотреть жалко было. Будто его пережевало и выплюнуло.