– Ладно, только не потеряйте, - сказал он. Взгляд его упал на портрет изможденного мужчины. - Это совсем не ты, папа. Правда, не ты, - заверил он, кивнул нам и побежал наверх.
Мы сидели и смотрели друг на друга. Глаза у Мэри медленно наполнялись слезами.
– Дэвид, Дэвид! Он был такой хороший!..
Позже, немного успокоившись, она сказала:
– Я боюсь за него, Дэвид. Этот… как его там… все реальней для него. Мэтью начинает плясать под его дудку. Я боюсь…
Я покачал головой:
– Ты не поняла. Он очень настаивал на том, что сам решает, когда рисовать и рисовать ли вообще.
– Конечно, он так думает, - возразила она.
Я старался успокоить ее, как мог. Я напомнил, что это не приносит Мэтью несчастья. У него хватило ума не рассказать ничего приятелям, так что никто его не дразнит. Полли ему просто не верит и предпочитает видеть в Чокки нового Пифа. Мэтью действительно самый нормальный мальчик - плюс что-то еще, какой-то Чокки, который, по всей видимости, ни капли ему не вредит… Но все было впустую.
На пути в спальню я заглянул к Мэтью. Он спал, не потушив света. У него на груди обложкой кверху лежала книга. Я глянул на заглавие и наклонился ближе, убедиться, что правильно прочитал. Это была "Жизнь в городах" Льюиса Мэмфорда. Я взял ее; Мэтью проснулся.
– Не удивляюсь, что ты заснул! - сказал я. - Скучновато, а?
– Ужас какая тоска, - согласился он. - А Чокки думает, она интересная - то есть те куски, которые я для него понимаю.
– А! - сказал я. - Ну что ж, пора спать. Спокойной ночи, старик.
– Спокойной ночи, папа.
Глава 7
На лето мы с Аланом Фрумом и его женой Фил сняли домик в Северном Уэльсе. Они поженились года на два позже нас, и дети их, Эмма и Пол, были примерно такие же, как наши. Выбрали мы Бонтгоч - деревушку в широком устье реки, где я не раз отдыхал в детстве. Тогда она была маленькая, серенькая, только на краю ее стояло несколько домов побольше. Летом туда приезжали большей частью дети и внуки местных жителей и было довольно тихо. Но потом ее открыли, и с тех пор модные бунгало усеяли берег и подножие склонов. Живут в них люди приезжие, временые.
В теплую часть года почти все они возятся с лодками. Бонтгоч для лодок не подходит - в устье мощные приливы, плавать опасно; но там, где плавать полегче, лодочники так расплодились, что места у причала приходится ждать годами. Однако теперь и Бонтгоч стал хорош; тут даже построили яркий навес и назвали его яхт-клубом.
Может, и было странно, что мы умудрялись обойтись без лодки, но нам это нравилось. Песку тут хватало - дети могли плескаться у берега и ловить креветок. К тому же с обеих сторон устье сжимают некрутые холмы; можно лазать по ним и исследовать заброшенные россыпи, где, по преданию, когда-то добывали золото. Нам нравилось уезжать на денек-другой, оставив детей под присмотром Фрумов, и нравилось оставаться, когда уезжали Алан с Фил. Все шло прекрасно целую неделю, до понедельника…
В тот день свободны были мы с Мэри. Мы прочесали чуть не все тропки, а потом, оставив машину, погуляли по холму и поели у ручья, глядя с холма на море. Позже, под вечер, мы закусили в придорожной гостинице и часам к десяти не спеша вернулись в деревню. У ворот мы остановились полюбоваться на закат и пошли по дорожке к дому.
Переступив порог, мы поняли: что-то произошло. Мэри сразу почувствовала это и впилась глазами в Фил.
– В чем дело? - спросила она. - Что случилось?
– Все в порядке, Мэри. Все хорошо, - сказала Фил. - Оба спят. Ты не волнуйся.
– Что случилось? - повторила Мэри.
– Они в реку упали. Но все обошлось.
Женщины поспешили наверх. Алан налил нам виски. Я посмотрел на него и на бутылку. Утром она была полна, сейчас - пуста на три четверти.
– Что тут у вас произошло? - спросил я.
Он поставил стакан и тряхнул головой.
– Случайность, старик. Они играли вчетвером на причале. Знаешь, какой он шаткий. Прилив уже начался, и вода прибывала быстро. Эта дурацкая моторка Билла Уэстона стояла ярдов на пятьдесят выше. Старый Ивенс говорит - он все видел, - что там, наверное, канат оборвался. По его словам, она понеслась так быстро, что остановить было нельзя. Во всяком случае, она врезалась в мостки и снесла у них, черт ее дери, конец. Мои стояли чуть подальше, их только стукнуло, а твоих потащило прямо в воду…
Он остановился и снова отхлебнул из стакана.
– Ну, ты же знаешь, какая быстрая здесь вода… Их сразу отнесло на несколько ярдов. Ивенс подумал - все, конец, и вдруг видит: Мэтью пробивается к Полли. Больше он ничего не видел, потому что поднял тревогу, побежал в яхт-клуб. За ним кинулся полковник Саммерс, но даже на моторке они догнали ребят только в миле от берега. Мэтью все еще держал Полли. Полковник очень растрогался. Говорит: "Кто-кто, а Мэтью заслужил медаль!" Он будет о ней хлопотать. Мы были дома. Мои двое ничего не сказали, пока не увидели, что моторка отчалила. Мы и сделать ничего не могли! О Господи, как мы извелись, пока ждали!.. Не хотел бы я провести еще такой час. Ну, обошлось, слава Богу, - и слава Мэтью, конечно. Если б не он, Полли погибла бы, это уж точно. Молодец! Если полковника нужно поддержать насчет медали, я готов. Мэтью ее заслужил.
Алан залпом прикончил виски и снова потянулся к бутылке.
Я тоже приложился. Мне это было очень нужно. Последние два года я часто думал: как жаль, что на воде Мэтью не может продержаться и минуты…
Меня выгнали из комнаты, где жили Полли с Эммой.
– Она спит, - сказала Мэри. - Знаешь, она сильно расшибла правое плечо. Наверное, об лодку. А так все в порядке, только очень устала. Дэвид, Дэвид!..
– Все обошлось, Мэри. Все прошло.
– Да, слава Богу. Фил мне рассказала. Дэвид, как же он ее спас?
Я зашел к Мэтью. Свет у него еще горел. Мэтью лежал на спине и смотрел на лампу. Я успел уловить его озабоченный взгляд, прежде чем он меня заметил.
– Привет, папа, - сказал он.
На секунду ему как будто стало легче, потом он опять погрузился в мрачное раздумье.
– Привет, - сказал я. - Ну как ты?
– Ничего. Озябли мы здорово. Тетя Фил сделала нам горячую ванну.
Я кивнул. С виду он и правда был ничего.
– Слышал про твои подвиги, Мэтью.