– Мама, ты чудо, - она наклонилась и поцеловала ее. - А что это был за страшный шум?
– Шум? А, это гудок. - Миссис Форсайт подошла к радиатору и подняла крышку. - У меня есть друг, который торгует шнурками для ботинок. Я решила помочь ему. И поставила такой гудок, чтобы при звуке его люди выпрыгивали из ботинок. Ну и, конечно, рвали бы при этом шнурки. Ботинки бы оставались валяться на тротуаре. И тысячи людей разгуливали бы в одних носках. Кстати, это полезно. Помогает от плоскостопия. - Она показала дочке гудок. На моторе и по бокам его размещались четыре большие воздушные сирены. Заглушки, приводимые в движение четырьмя небольшими электродвигателями, закрывали и открывали путь струе воздуха. - Вот как это работает. А чтобы достичь нужного тембра, я настраиваю их с диапазоном в шестнадцатую тона. Мило?
– Мило, - искренне согласилась Элистер. - Нет, ради бога, мамочка, хватит демонстраций. Мама! Крошка чуть не оглох в первый раз.
– В самом деле? - Она задумчиво направилась к лежащему догу. - Я совсем не хотела тебя оглушать, пуделечек. В самом деле не хотела.
"Пуделечек" взглянул на нее грустными карими глазами и постучал хвостом по земле.
– Мне он нравится, - решительно сказала миссис Форсайт. Она бесстрашно протянула руку и с чувством потрепала Крошку за брылы. - Вы только поглядите на эти клыки! Собачка, спрячь свой язычище, а то вывернешь себя наизнанку. Кстати, почему ты, цыпочка, до сих пор не вышла замуж?
– А ты, мама? - отпарировала Элистер.
Миссис Форсайт пожала плечами.
– Я уже была замужем, - сказала она, и Элистер заметила, что ей с трудом удалось сохранить равнодушный тон. Жизнь с человеком типа Дана Форсайта остается в памяти навсегда. Ее голос смягчился. - Твой папа, детка, был не таким уж плохим человеком. - Миссис Форсайт стряхнула с себя воспоминания. - Пошли поедим. Расскажешь мне о Крошке. Клочки информации об этом псе заинтриговали меня не меньше, чем одиннадцатая серия телевизионного детектива. Что это за тип - Алек с Сан-Круа? Туземец, каннибал или нечто иное? Он вроде бы приятный. Интересно, а ты сама знаешь, насколько он тебе приятен? Боже мой, эта девушка покраснела! Я знаю только то, что читала в твоих письмах, дорогая, но никогда раньше ты же не цитировала целые абзацы из чужих писем, если не считать писем этого старого негодяя Науленда, но там речь шла лишь о ковкости, проницаемости и точках плавления. Металлургия! И такая девушка, как ты, забивает себе голову молибденами и дюралями вместо сердцебиений и стеснения в груди!
– Мамочка, милая, тебе никогда не приходило в голову, что я попросту не хочу выходить замуж? По крайней мере пока не хочу.
– Конечно, приходило. И тем не менее женщина лишь на сорок процентов женщина, пока ее кто-нибудь не полюбил, и только на восемьдесят процентов женщина, пока у нее нет детей. А что касается тебя и твоей драгоценной научной карьеры, я припоминаю что-то о некоей Мари Склодовской, которая, несмотря на свою преданность науке, не возражала против того, чтобы выйти за парня по фамилии Кюри.
– Дорогая, - сказала Элистер чуть усталым голосом, когда они поднялись по ступеням и вошли в прохладный дом, - пойми раз и навсегда. Карьера как таковая для меня ничего не значит. Но работа значит. Я люблю свою работу. И не вижу никакого смысла в том, чтобы выходить замуж только ради того, чтобы выйти замуж.
– Боже мой, детка, я тебе этого никогда не советовала, - быстро ответила миссис Форсайт. Потом окинула дочь критическим взглядом и добавила: - Такое добро пропадает.
– Что ты хочешь этим сказать?
Миссис Форсайт покачала головой.
– Если ты не понимаешь, значит, у тебя нелады со шкалой ценностей. И в таком случае нам не о чем спорить. Мне нравится твоя мебель. А теперь, ради бога, накорми меня и расскажи о своей баскервильской собаке.
Проворно передвигаясь по кухне, Элистер рассказала матери, восседавшей на табуретке подобно остроглазой птице, о письмах Алека и прибытии Крошки.
– Сначала он был пес как пес. Правда, замечательный пес. И отлично воспитанный. Мы ладили просто на удивление. В нем не было ничего странного, если не считать истории его появления у меня, по крайней мере я не видела ничего, что указывало бы на… на что-нибудь. Ведь не исключено, что он так отреагировал на мое имя, потому что оно показалось приятным его слуху.
– Правильно, - с удовлетворением заметила мать. - Мы с Даном неделями не вылезали из акустической лаборатории, подбирая для тебя оптимально звучащее имя. Элистер Форсайт. В нем есть ритм, ты чувствуешь? Имей это в виду, когда решишься сменить его.
– Мама!
– Хорошо, милая. Так продолжай.
– Я-то считала, что все это - идиотское совпадение. Ведь после того, как Крошка попал сюда, он не реагировал на звук моего имени. Он вел себя как самый обыкновенный пес, которому нравится быть на людях. Вроде бы и все… И вот однажды вечером, после того, как он прожил здесь около месяца, я узнала, что он может читать.
– Читать! - Миссис Форсайт потеряла равновесие, чуть не свалилась с табуретки, но удержалась за край раковины и выпрямилась.
– В общем да. Мне приходилось много работать по вечерам, а Крошка любил вытягиваться у огня, положив нос на передние лапы, и смотрел на меня. Меня это трогало. Я даже как-то привыкла с ним разговаривать во время работы. Конечно, только о работе. Казалось, он очень внимательно прислушивается к моим словам, но это, конечно, было плодом моего воображения. А иногда он поднимался и подходил ко мне. И всегда, по-моему, как раз в те моменты, когда я думала о чем-то постороннем или coбиралась бросить работу и заняться чем-нибудь еще.
В тот вечер я делала расчеты проницаемости для некоторых редкоземельных элементов. Я отложила карандаш и протянула руку за справочником по химии и физике, но книги на столе не было. Тогда я обернулась к Крошке и сказала, просто чтобы сказать что-нибудь: "Крошка, куда ты дел мой справочник?"
Он удивленно фыркнул, вскочил на ноги и бросился к своей подстилке. Отвернул ее лапой и выудил книгу. Потом взял ее в зубы (я тогда еще подумала: а что бы он делал, если бы был не догом, а скотчтерьером - ведь справочник толст и увесист!) и принес мне.
Я просто не знала, как поступить. Я взяла книгу и осмотрела ее. Книга была довольно потрепанной. Явно он старался листать ее своими лапищами. Я отложила книгу и взяла его за морду. Я обозвала его последним негодяем и спросила, что он искал в книге.