– А ты подозревай каждого незнакомца, - посоветовал я. - Мы ведь не хотим, чтоб они узнали про Чокки?
Мэтью зевал и ответить не мог, но кивнул очень решительно.
Глава 8
Под вечер зашел молодой человек, отрекомендовавшийся местным репортером. Мэри говорила с ним сухо. Да, эту чушь про ангелов она читала и удивилась, почему такое печатают. Мэтью учился плавать, но ему не хватало уверенности. Он знал, что надо делать, а в миг опасности сделал то, чему его учили, и поплыл. Да, это очень смело и очень хорошо, но чуда тут нет. К сожалению, видеть его нельзя - он ушел на весь день. И вообще лучше его не трогать.
Она билась долго, и в конце концов расстроенный репортер ушел.
В тот же день мне на работу позвонил Лендис. Он сказал, что думал о Мэтью и хочет о многом меня порасспросить. Я было решил, что он снова собрался к нам - а Мэри бы это не понравилось; к счастью, вместо этого он предложил мне как-нибудь пообедать с ним. Я чуть не спросил, слышал ли он о Мэтью в новостях, но дел было много и мне не хотелось пускаться в объяснения. Мы условились встретиться в его клубе в четверг.
Когда я пришел домой, Мэри стряпала с мрачной решимостью, как всегда, когда ей не по себе. Я спросил, что случилось.
– Он опять говорил с репортерами, - сказала она, безжалостно двигая кастрюльку.
– Я ж его просил…
– Знаю, - горько сказала она. - Он, бедняга, не виноват… Я прямо взбесилась.
Оказалось, что множественное число она употребила для выразительности. Репортер был один. Мэтью встретил его, когда возвращался домой. Тот спросил, не Мэтью ли Гор ему повстречался, и назвал себя местным репортером. Мэтью посоветовал ему сперва поговорить с мамой. Репортер ответил, что был у нее и просил разрешения. Он надеялся побеседовать с Мэтью, но того не было дома. До чего же удачно, что они встретились! Однако не беседовать же тут, на углу. Как насчет чая с пирожными? И они пошли в кафе.
– Немедленно напиши редактору, - сказала Мэри. - Это черт знает что!
Я написал с должным негодованием и без малейшей надежды, но хоть немного успокоил Мэри. Чтобы не заводить ее снова, я не сказал о Лендисе.
Среда прошла тихо - правда, утром принесли письмо для Мэтью, и в левом углу конверта виднелась надпись "Общество телепатических явлений". Я прочитал его в вагоне. Автор слышал по радио о необычных подвигах Мэтью и решил, что все это будет интересно членам его кружка. Если Мэтью не возражает, и т. п.
Да, в среду было тихо, но четверг возместил это с лихвой.
Я пытался читать "Таймс" - что непросто в переполненном вагоне, - когда случайно увидел фотографию в "Дейли телеграф", которую держал пассажир напротив, и она сразу чем-то привлекла мое внимание. Я подался вперед, чтоб лучше видеть. У тех, кто ежедневно ездит в поезде, вырабатывается особый рефлекс на такую нескромность. Мой визави опустил газету, взглянул на меня так, словно я браконьер или убийца, и развернул ее на другой странице.
Все же то, что я успел заметить, взволновало меня, и на вокзале Ватерлоо я стал искать этот номер, чтобы посмотреть как следует. Однако "Дейли телеграф" распродали. Утвердившись еще сильнее в своих подозрениях, я добрался до Блумсбери-сквер и тут же послал искать по всему учреждению свежий "Телеграф". К счастью, один нашли и принесли мне. Я развернул его, исполненный предчувствий, - и не зря…
Полстраницы занимали фотографии рисунков с выставки школьников. Тот, который привлек мое внимание еще в вагоне, снова встревожил меня и затмил все другие. Это был вид из окна; внизу, на улице, несколько мальчиков с ранцами толкались у каких-то ворот. Мальчики были угловатые, длинные, и многих бы это удивило - но не меня. Мне не нужна была подпись, и все же я прочитал: "Рисунок "Домой" двенадцатилетнего Мэтью Гора из Хинтона, в Хиндмере, говорит о таланте и наблюдательности, редких для таких лет".
Я все еще смотрел на рисунок, когда вошел Томми Перселл и заглянул через мое плечо.
– А! - сказал он. - Видел, видел. Поздравляю. Так и думал, что это ваш. А я и не знал, что у него такие таланты. Очень тонко… хотя довольно странно, а?
– Да, - ответил я, и мне показалось, что газета скользит у меня из рук, - довольно странно.
Лендис залпом выпил полрюмки шерри.
– Видели газеты? - спросил он.
Я не стал притворяться, что не понимаю.
– Видел сегодняшний "Телеграф", - ответил я.
– А "Стандард"? Они тоже напечатали и дали целый абзац о даровитом ребенке. Вы мне об этом не говорили, - с упреком прибавил он.
– Я сам тогда не знал.
– И про плавание тоже?
– Это все потом случилось.
– Конечно, и там, и тут - Чокки?
– Кто ж еще! - сказал я.
Он подумал немного.
– Довольно опрометчиво, а? Не надо было выставлять эту картинку.
– Мы ее не выставляли.
– Вот досада! - бросил Лендис и заказал еще два шерри. - Да, картинка, - снова начал он. - Фигуры какие-то странные, вытянутые… тощие, что ли. Они у него всегда такие?
Я кивнул.
– Как он их рисует?
Я рассказал ему все, о чем Мэтью поведал нам. Он не удивился, только задумался. Потом начал так:
– И не одни фигуры. Все вертикальные линии длинней, чем надо. Как будто их видит существо, привыкшее к другим пропорциям… как будто там у них все шире, приземистей. - Лендис оборвал фразу, бессмысленно глядя на рюмку. Потом лицо его осветилось. - Нет, не то! Как будто смотришь сквозь особые очки и рисуешь, что видишь, без поправки. Наденьте другие стекла, сокращающие вертикальные линии, - и все станет на место. Должно быть, зрение Чокки не совсем совпадает со зрением Мэтью…
– Нет, не пойму, - сказал я. - Ведь глаз, который видит натуру, видит и картинку.
– Это просто аналогия… - уступил он, - я говорил приблизительно… а может, упростил. Но что-то в этих линиях есть. Пойдемте-ка пообедаем.
За обедом Лендис подробно спрашивал о происшествии в Бонтгоче. Я рассказал, как мог, и он решил, что это чуть ли не важнее рисунков. И тогда, и потом, дома, меня поражало, что он совсем не удивился. Мне даже порой казалось, что он разыгрывает меня - хочет проверить, как далеко я зайду. Но нет, в его речах не было и намека на недоверие; он принимал самые поразительные вещи.
Я все больше ощущал, что он зашел дальше меня - я волей-неволей соглашаюсь принять Чокки как гипотезу, а он просто верит в него. Словно, думал я, он следует правилу Шерлока Холмса: "Когда все невозможное исключено, считайте правдой то, что остается - как бы невероятно оно ни было". Почему-то мое беспокойство от этого усиливалось.
После обеда, за кофе и бренди, Лендис сказал:
– Надеюсь, вы заметили, что я много думал о вашем деле, и теперь, мне кажется, вам нужен Торби. Сэр Уильям Торби. Он очень умен, и опытен, и гибок - а это у нас нечасто бывает. Я хочу сказать, что он не фанатик психоанализа. К каждому случаю он подходит особо: решит, что нужен анализ, - применит, а решит, что нужны лекарства, - даст лекарства. На его счету много поразительных исцелений. Да, если кто-то вам поможет, то именно Торби.
Я не стал обращать внимание на "если" и сказал:
– Вроде бы в тот раз вы говорили, что помощь не нужна.
– Я и сейчас скажу! Это вашей жене нужна помощь. Да и вам не помешает.
Он был прав. Мы с Мэри куда больше тревожились за Мэтью, чем он сам. И я согласился, чтобы Лендис свел нас с сэром Уильямом Торби.
– Хорошо, - сказал Лендис, - я с ним поговорю и через несколько дней дам вам знать.
Дома я застал клокочущую от гнева Мэри и понял, что она видела "Ивнинг стандард".
– Какой-то кошмар! - взорвалась она. - Как она смела посылать рисунок без спроса? Прямо… ну, как это называют?.. прямо присвоение чужой собственности!.. Даже у Мэтью не спросила. Послала и никому не сказала. Нет, она бы не посмела - хоть с кем-то она да советовалась. Не знаю, до чего дойдут учителя! Им кажется - у них все права, а у нас никаких. Хоть бы из вежливости спросили родителей… Какое хамство! Ну, чему научится ребенок, если его учат невежи? Завтра же напиши им, пусть она хоть прощения попросит… Нет, сейчас пиши. Утром тебе будет некогда.