“Боже ж ты мой, - внутренне простонал Юра. - Надо было не давать ему взаймы тысячу баксов!”
Мама оттаяла, мама весело щебетала и подкладывала на тарелки, а Юра чувствовал себя совершенно сбитым с толку. Далеко не каждого мама привечала в своем доме и за своим столом, мамин привет следовало заслужить. Будучи провинциальной дамой, мама обросла в столице всеми привычками и ухватками верхней части московского мещанства. Она умела, была и любила быть совершенно невыносимой, чему Юра тысячу раз был свидетелем, приводя к ней в дом своих знакомых из числа “шоу-ноу”-деятелей с растопыренными клешнями и пытаясь ими похвастаться. Но под корой столичного мещанства и провинциального аристократизма в ней таилось железное ядро, закаленное в войне, голоде и тяжком труде на благо двоих детей, которым она проламывала скорлупу “новых русских” в багровых пиджаках или костюмах от Диора, и они уходили от нее красные, как круто сваренные раки и с опустившимися щупальцами. Теперь, в присутствии этого типа из Синепупинска с подбитым глазом, виденного ею в последний раз пацаном и сидевшего по правую руку от нее, ощутимо припахивая водкой, она вдруг стала мамой, какой бывала в своем домашнем кругу, лет тридцать назад: с лучистыми глазами, округлыми движениями и звонким смехом. Юра диву давался и уже слегка ревновал. Впрочем, и родственник был на высоте. Оказавшись в центре внимания, он нисколько не смущался, аккуратно и вкусно ел, шутил, пришепетывая выбитым зубом и поражая сразу отмеченным всеми присутствующими сходством с Брюсом Уиллисом, производил впечатление вполне светского человека на своем месте. Даже несмотря на черную майку с надписью “ROCK” и сапоги поддельной крокодиловой кожи.
Никто никого особо не приглашал, но как-то так получилось, что поглазеть на приезжего собралась почти вся Юрина родня. И сейчас Юра только изумленно качал головой, глядя, как они непринужденно общаются с дальним родственником, о существовании которого большинство из них ничего не знало еще полчаса назад. Хотя, конечно, стоило принимать в расчет, что возникший из Синепупинска был теперь писателем, отхватившим огромный гонорар, а большинство Юриных родственников так или иначе подвизались на литературной ниве или рядом с ней.
Среди московской родни, довольно блеклой, выделялась Юрина сестра Елена - умная, красивая и совершенно аморальная девка сорока лет, которая, несмотря на присутствие у плеча вялого альфонса по имени Павел, называемого ею Савл, уже прикидывала, поигрывая круглыми коленями, а не откинуть ли ей вообще любую степень родства, могущую помешать завести с Брюсом Уиллисом необременительную шашню.
- И что же вы собираетесь делать дальше? - спросила она.
- Как что? - изумился дальний родственник. - Навеки поселиться. Куплю хатынку. Павлина заведу. Что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить старость?
- Жена, - сказала мама.
- У меня уже есть две, - мягко возразил родственник, - я вынужден был стать великим писателем, чтобы от них избавиться. Это был труд всей моей жизни. Я им глубоко благодарен за то, что они стимулировали мое творчество своей курвостью. Но у меня уже времени не хватит избавиться от третьей.
- В Москве другой темп жизни, - заметила Елена, глядя в сторону.
- Вот я и собираюсь испить сладость, пока этот темп меня не износил, - сказал родственник. - Я твердо решил погрязнуть в роскоши.
- Тебе не надолго хватит твоих денег, - сказала мама. - Ты купишь квартиру и будешь в ней голодать.
- А что значит “долго”? - с любопытством спросил родственник. - Вся жизнь временна. А в чемодане у меня лежит курица, завернутая в одну из моих рукописей одной из моих жен. Закончится курица, начнется рукопись, и шнур моей жизни не прервется. От голода.
- Первый успех еще не гарантия второго, - сказал Юра.
- А какие вообще могут быть гарантии? - родственник развел руками. - Вот я добрался сюда, и поезд не перевернулся. Так что же мне теперь, над златом чахнуть, не. имея маленького счастья в жизни? Может, он перевернется в следующий раз? И хищники будут пировать над моим златом?
- Они и так будут пировать, - вяло усмехнулся Павел-Савл, - никаких денег не хватит, чтобы погрязать в роскоши в Москве.
- Это зависит не от количества денег, а от качества ума, - родственник поучительно поднял палец. - Уверяю вас, мне приходилось кайфовать как султану на пару миллионов карбованцев времен первой украинской Рады. Стоивших, вместе с Радой, не более пятерки в долларах или меньше. Вам никогда не пировать, если вы не научились голодать. Чтобы человек научился чему-то, его надо загнать в тупик. Нужда учит. А с жиру - бесятся.