Однако же все это были мелочи, а за ними маячило подозрение, что Пипер пустился мошенничать не по собственному почину. Десять лет многоразличные «Поиски утраченного детства» вполне доказывали отсутствие у Пипера всякого воображения; а тому, кто измыслил этот хитрый трюк, воображения было не занимать. Френсик заподозрил покойницу миссис Бэби Хатчмейер. Если Пипер, погибший вместе с ней, оказался в живых, то были все основания полагать, что уцелела и миссис Хатчмейер. Френсик попробовал проникнуть в душу жены Хатчмейера. Сорок лет брака с таким чудищем – это либо она мазохистка, либо человек упругости необычайной. И за каких-нибудь двадцать минут спалить дотла громадный дом, взорвать катер и потопить яхту – вообще нанести собственному мужу такой материальный урон… Нет, женщина заведомо ненормальная, от нее можно ждать чего угодно. Воскреснет в любую минуту и вытащит за собой мерзавца Пипера из незасыпанной могилы. И Френсик живо представил себе, что воспоследует. Хатчмейер напропалую кинется сутяжничать и подаст в суд на всех, кого припомнит. Пипера затаскают по судам, и вся история подмены автора «Девства» выйдет наружу. Френсик наспех вылез из ванны и стал обтираться полотенцем, отгоняя призрак свидетельствующего Пипера.
По мере того как он одевался, проблема обрастала сложностями. Положим даже, Бэби Хатчмейер сама не станет являться из гроба; но ее же может разыскать любой проныра-репортер, уже сейчас, чего доброго, напавший на след. Что же будет, когда Пипер заговорит? Пытаясь представить себе, чем обернутся его разоблачения, Френсик варил кофе и вдруг вспомнил о рукописи. Имеется рукопись, почерк Пипера. Ну, не рукопись-копия. Все равно выход. С помощью рукописи он шутя опровергнет любые доказательства Пипера, что он, мол, не автор «Девства». И пусть его поддерживает психоватая Бэби – все равно им никто не поверит. Френсик облегченно вздохнул. Дилемма ложная, но выход найден. Он позавтракал и пошел в гору к станции метро в прекрасном настроении. Да, он умница, и никакому дуролому Пиперу вкупе с Бэби Хатчмейер его не облапошить.
Контора на Ланьярд-Лейн была заперта – очень странно. Соня Футл уже накануне наверняка расправилась с «Бобренком Берни». Френсик отпер дверь и вошел: Сони как не бывало. На своем столе он увидел лежавший, отдельно от прочей почты конверт, адресованный ему почерком Сони. Френсик сел, распечатал конверт и обнаружил длиннющее послание, начинавшееся словами «Миленький Френзи» и кончавшееся «Твоя любящая Соня». Между этими ласкательными заверениями Соня объясняла, утопая в тошнотворной сентиментальности и путаясь в собственном вранье, как ей сделал предложение Хатчмейер и почему она его приняла. Френсик был ошеломлен. Неделю назад девка заходилась слезами из-за Пипера. Френсик извлек табакерку, сопливый красный платок и возблагодарил бога, что он холостяк. Женские ходы и хитрости были превыше его понимания.
И уж куда превыше понимания Джефри Коркадила. Он сидел и волновался насчет процесса о клевете, затеянного профессором Фацитом против автора, издателя и печатника романа «Девства ради помедлите о мужчины», когда ему вдруг позвонила Синтия Богден.
– Я – что? – спросил он, колеблясь между простым отвращением и полным недоверием. – Только солнышком меня не называйте. Какое я вам, к черту, солнышко!
– Но, Джефри, ласточка, – сказала миссис Богден, – ты был такой сильный, такой страстный…
– Это был не я! – вскричал Джефри. – Вы ошиблись номером. И как у вас такое с языка слетает!
С языка миссис Богден слетело еще многое. Джефри Коркадил сжался в комок.
– Стоп! – закричал он. – Я не знаю, что это все за чертовщина, ну если вы хоть на минуту думаете, что я провел позапрошлую ночь в ваших, так сказать, объятиях – о господи!.. Да вы просто опупели!
– И ты, значит, не сделал мне предложения, – взвизгнула миссис Богден, – и не купил мне обручального кольца и…
Джефри шваркнул телефонную трубку, чтобы пресечь омерзительный перечень. Мерзостей и так хватало: обойдется без этой сумасшедшей бабы, уверяющей, что он на ней чуть не женился. Потом, чтобы избежать новых нападок миссис Богден, он оставил контору и отправился к своим юристам – обсудить защиту в будущем деле о клевете. Те не сообщили ничего утешительного.
– Клевета на профессора Фацита, увы, отнюдь не случайна, – заметили ему. – Этот ваш Пипер определенно вознамерился подорвать репутацию профессора. Иных объяснений быть не может. Мы полагаем, что автор целиком ответствен за…
– Его, кстати, и в живых-то нет, – сказал Джефри.
– В таком случае, по-видимому, придется вам взять на себя все судебные издержки, и, честно говоря, мы вам посоветуем договориться загодя.
Джефри Коркадил ушел от поверенных в полном отчаянии. А все этот чертов Френсик. Да и сам он тоже хорош: связался с посредником, который только что вылез из процесса о клевете. Френсика прямо хлебом не корми, дай ему кого-нибудь оклеветать – видимо, так. Джефри взял такси до Ланьярд-Лейн. Он собирался напрямик сказать Френсику, что он о нем думает, и нашел его в мягчайшем настроении.
– Дорогой Джефри, как приятно видеть вас, – сказал он.
– Я приехал не любезностями обмениваться, – окрысился Джефри, – а сообщить вам, что из-за вас я попал в самую скверную историю, какую только…
Френсик выставил предупредительную ладонь.
– Вы о профессоре Фаците? Чего уж так волноваться…
– ТАК волноваться? Имею все основания так волноваться, и вряд ли «уж так», когда я, того и гляди, по вашей милости стану банкротом!
– Я навел кое-какие справки, – сказал Френсик, – там, знаете, в Оксфорде.
– Вот как? – сказал Джефри. – Он, значит, и вправду все это проделывал? А китайский мопс – тоже был?
– Короче говоря, – веско сказал Френсик, – в Оксфорде профессор Фацит никому не известен. Я навел справки в профессорском корпусе, в университетской библиотеке – нигде о нем и слыхом не слыхали. И насчет того, что он якобы жил на Де Фритвиль авеню, так вот – не жил.
– Вот тебе и на, – сказал Джефри, – но если про него никто не слышал…
– Похоже, что господа Дратли, Скрытни, Взвесли и Джонс на этот раз перестарались.
– Любезный друг, так это же надо отпраздновать, – восхитился Джефри. – И вы, значит, собственной персоной отправились туда и выяснили на месте…
– Видите ли, я просто отлично знал Пипера, – соскромничал Френсик. Они спускались по лестнице. – Он ведь уже много лет присылал мне свои сочинения – и не такой он был человек, чтобы кого-то преднамеренно оклеветать.
– Но, по-моему, вы мне говорили, что «Девство» – его первая книга, – сказал Джефри.
Френсик прикусил губу.
– Да, собственно, первая, – сказал он. – Прочие были… ну, довольно несамостоятельные. Такие у меня не идут.
– Кстати, об Оксфорде, – сказал Джефри за столиком у Уилера. – Мне оттуда утром звонила, представляете, какая-то полоумная особа по имени Богден.
– В самом деле? – спросил Френсик, поперхнувшись мартини. – И чего она хотела?
– Уверяла, будто я ей сделал предложение. Ужас, просто ужас.
– Могу себе представить, – сказал Френсик, допив мартини и заказав еще одно. – Некоторые женщины на что угодно пойдут…
– Послушать ее, так это я пошел на что угодно. Она говорит, я ей купил обручальное кольцо.
– Надеюсь, вы послали ее ко всем чертям, – сказал Френсик, – и, кстати, у меня тоже брачные новости. Соня Футл выходит за Хатчмейера.
– За Хатчмейера? – оторопел Джефри. – Да ведь у него без году неделя как погибла жена. Посовестился бы тут же снова совать голову в петлю.