Френсик подался вперед. Он хотел было сказать: «Вы же не можете так со мной поступить», но это клише, затертое его бесчисленными авторами, явно не годилось. Она могла. Он был в Библиополисе, а Библиополиса не было на карте мира.
– Чего вы хотите от меня? – спросил он слабым голосом.
Судья Бэби откинулась в кресле.
– С вашей стороны, мистер Френсик, это любопытный вопрос, – заметила она. – Вы являетесь в наш город, запугиваете одного из наших граждан, угрожаете ему и теперь спрашиваете, чего я хочу от вас.
– Я не угрожал и не запугивал, – возразил Френсик. – Я приехал сказать Пиперу, чтобы он больше не слал мне рукописей. Он мне угрожал, а не я ему.
– Если вы так собираетесь защищаться, то скажу заранее, что в Библиополисе вам никто не поверит, – покачала головой Бэби. – Мистер Пипер известен как самый мирный, самый незлобивый из здешних обитателей.
– Здесь он, может быть, и мирный, – сказал Френсик, – но из Лондона…
– Вы сейчас не в Лондоне, – сказала Бэби, – вы сидите у меня в кабинете – скажите спасибо, если под себя не наделаете.
Френсик воспротивился.
– Вы бы, может быть, тоже наделали под себя, – сказал он, – если бы вам предъявили обвинение, что у вас запасное колесо с героином.
– Тут вы, пожалуй, правы, – кивнула Бэби, – за это вам причитается пожизненное. Угрозы и запугивание, оружие и вымогательство – в сумме пожизненное плюс девяносто девять лет. Вы уж лучше подумайте, а потом говорите.
Френсик подумал и заметил, что трясется еще сильнее: и то правда, как бы под себя не наделать.
– Запугиваете, – выдохнул он.
– Да ничуть, – улыбнулась Бэби. – Кстати, тюремный сторож – дьякон у меня в церкви. Девяносто девять лет вам сидеть не придется. Самое большее три месяца, только в кандалах. И смерть натуральная: змеи и тому подобное. Вы ведь полюбовались на наше маленькое кладбище?
Френсик кивнул.
– Там для вас места хватит, – продолжала Бэби. – Надгробия не будет, надписи тоже – кому это надо? Бугорок и травка, вот и все. Выбирайте.
– Между чем и чем? – спросил Френсик, обретя голос.
– Между пожизненным плюс девяносто девять и тем, что я вам посоветую.
– Пусть будет, как вы мне посоветуете, – сказал Френсик, который не видел возможности выбирать.
– Что ж, – сказала Бэби, – в таком случае признавайтесь.
– Признаваться? В чем?
– Да в том, что вы сами написали «Девства ради помедлите о мужчины» и свалили это на мистера Пипера, обманули Хатча, за ставили мисс Футл поджечь усадьбу и…
– Нет, – вскрикнул Френсик. – Нет, никогда. Я скорее… – Он замолк. Что он – скорее? На лице у Бэби было такое выражение… – Не понимаю, зачем мне в этом признаваться? – сказал он.
Бэби чуть-чуть расслабилась.
– Вы украли у него доброе имя. Теперь верните, – сказала она.
– Доброе имя? – не понял Френсик.
– Под его именем вы издали эту грязную книжонку, – сказала Бэби.
– Да у него до этого не было никакого имени, – сказал Френсик, – он ничего не опубликовал, и теперь, став, так сказать, мертвецом, тоже ничего не опубликует.
– Опубликует, – возразила Бэби, подавшись вперед. – Вы ему отдадите свое имя. «Поиски утраченного детства», роман Фредрика Френсика.
Френсик уставился на нее. Совершенно сумасшедшая женщина.
– «Поиски» под моим именем? – спросил он. – Да вы ничего не понимаете. Я эти чертовы «Поиски» всучивал без толку всем лондонским издательствам. Их же читать невозможно.
Бэби неприятно улыбнулась.
– А это уж ваше дело. Опубликуете, и все его будущие книги тоже выйдут под вашим именем. Либо так, либо в кандалы.
Она глянула в окно на черные деревья и тусклое небо, и Френсик проследил за ее взглядом. Пустое будущее, скорая смерть. Нет, с нею не поспоришь.
– Хорошо, – сказал он, – сделаю все, что смогу.
– Нет, вы больше сделаете. Вы сделаете именно так, как я вам скажу. – Она достала лист бумаги и протянула ему ручку. – Пишите, – сказала она.
Френсик пододвинул стул и стал писать дрожащей рукой под ее диктовку. Он признался, что увиливал от британских налогов, переведя два миллиона долларов и последующие отчисления на счет номер 476994 в нью-йоркском Первом государственном банке; что он побуждал своего партнера, бывшую мисс Футл, поджечь усадьбу Хатчмейера… То, что он делал, так переплелось с тем, чего он не делал, что под допросом опытного обвинителя ему в жизни не выпутаться. Бэби прочла и заверила его подпись. Потом позвала Херба, и он тоже заверил.
– Это поможет вам идти стезей добродетели, – сказала она. – Только пикните, только попробуйте, вопреки своим обязательствам, не опубликовать роман мистера Пипера – и все это пойдет к Хатчмейеру, в страховую компанию, в ФБР и в налоговое управление, так что бросьте-ка ухмыляться. – А Френсик не ухмылялся. У него был нервный тик. – Если вы думаете, что кинетесь к властям и сообщите, что я в Библиополисе, то это вы тоже оставьте. У меня здесь хватает друзей, и если я скажу: нет меня, другие повторят и засвидетельствуют. Понятно?
– Совершенно понятно, – кивнул Френсик. Бэби встала и сбросила мантию.
– Ну, а на случай, если не совершенно понятно, – сказала она, – мы поставим вас обеими ногами на путь спасения.
Они вышли в вестибюль, к угрюмым мужчинам.
– Мальчики, у нас новообращенный, – объявила она. – Увидимся в церкви.
Френсик сидел в первом ряду молельни Служителей Божьих. Прямо перед ним ясная и спокойная Бэби вершила радение. Церковь была заполнена; Херб сидел рядом с Френсиком, и они глядели в один песнослов. Спели «Телефонируем ко славе», «Скала нерушимая» и «Мы сберемся у реки». Херб толкал Френсика в бок, и он пел в унисон. Наконец Бэби произнесла проповедь, отправляясь от текста «Вот человек, который любит есть и пить вино, друг издателям и грешникам» и не спуская глаз с Френсика, – а прихожане воспели «Библиополис, любовь – наш стяг». Френсику приспело время спасаться. Он вышел нетвердым шагом и рухнул на колени. Змеилища в Библиополисе были упразднены, но Френсик оцепенел без всяких змей. Над ним сиял лик Бэби. Она снова победила.
– Именем Господним скрепи договор, – сказала она. И Френсик скрепил.
Он скреплял договор именем дьявола, когда часом позже сидел в машине и переправлялся через реку. Он взглянул на Дворец Пеллагры: верхний этаж светился. Наверное, Пипер сидит над романом, который Френсику придется сбывать под собственным именем. Он рывком вырулил с парома; прокатный автомобиль затрясся на ухабах, и фары его освещали черные лужи, поблескивавшие под сплетенными деревьями. После Библиополиса эти мрачные виды были ему нипочем. Нормальный мир, обычные опасности – против них что-нибудь да найдется. Против Бэби Хатчмейер не найдется ничего. Френсик снова скрепил договор, помянувши всуе имя Господне.
Во Дворце Пеллагры, у себя в кабинете, Пипер молча сидел за столом. Перо торчало из чернильницы. Он глядел на письменное ручательство Френсика, что «Поиски утраченного детства» будут опубликованы, если понадобится, за его счет. Наконец-то Пипер проникнет в печать. Не важно, что под именем Френсика. Когда-нибудь мир узнает истину. Или, пожалуй, еще лучше – не узнает. Кому, в конце концов, известно, кто был Шекспир или кто написал «Гамлета»? Никому.
Глава 23
Через девять месяцев «Поиски утраченного детства» Фредрика Френсика вышли в издательстве Коркадилов, по цене три фунта девяносто пенсов за штуку. В Америке их опубликовало издательство «Хатчмейер, Пресс». Френсик надавил туда и сюда: Джефри принял книгу только под – угрозой разоблачения. Соня не подвела, а Хатчмейера даже уговаривать не пришлось: хватило ее голоса по телефону. Рецензенты получили свои экземпляры с именем Френсика на титуле и суперобложке. В краткой биографии сообщалось, что он прежде был литературным агентом. Больше он литературным агентом не был. Табличка на Ланьярд-Лейн осталась, но контора пустовала, а Френсик переехал с Глас-Уок в Суссекс, в коттедж без телефона.
Здесь, скрываясь от миссис Богден, он работал на Пипера. День за днем перепечатывал он присланные рукописи и вечер за вечером торчал в деревенском кабачке, завивая горе веревочкой. Лондонские друзья почти его не видели. Джефри он навещал по необходимости, иногда они вместе обедали. Но большей частью он сидел за машинкой, возделывал свой сад и совершал долгие прогулки, погруженный в унылые размышления.