— От медведей, мистер Хатчмейер? Я верно вас расслышал — «от медведей»?
Хатчмейер тоскливо озирался, подыскивая вразумительный ответ. В конце концов он решил говорить все как есть.
— Видите ли, жена моя одно время задвинулась на медведях, вот я и… — Он уныло смолк.
Шеф полиции Гринсливз смотрел на него все пристальнее.
— Миссис Хатчмейер задвинулась на медведях? Я верно вас расслышал — «миссис Хатчмейер задвинулась на медведях»?
Но Хатчмейер потерял всякое терпение.
— Нечего меня переспрашивать, — рявкнул он. — Если я говорю, что миссис Хатчмейер задвинулась на медведях, значит задвинулась. Соседи вам подтвердят, спросите у них.
— Обязательно спросим, — заверил шеф Гринсливз. — Ну, и вы, стало быть, обзавелись артиллерией? Чтобы стрелять по медведям?
— Я не стрелял по медведям. Я просто на всякий случай купил пулемет.
— А по пожарным машинам вы тоже не стреляли?
— Конечно нет. За каким чертом мне стрелять по пожарным машинам?
— Не знаю, мистер Хатчмейер, равно как не знаю и того, за каким чертом вы обвязываетесь канистрами и плаваете нагишом посреди залива, когда ваш дом горит и никто почему-то не вызывает пожарных.
— Никто не вызывает… Так вы не по звонку моей жены?.. — Хатчмейер растерянно уставился на шефа полиции.
— Как, то есть, вашей жены? Вы хотите сказать, что жены вашей не было с вами на борту катера?
— Нет, конечно, — сказал Хатчмейер. — Я уже говорил вам, что я был не на катере. Мой катер хотел протаранить мою яхту и взорвался, а…
— Так где же миссис Хатчмейер?
Хатчмейер снова тоскливо огляделся.
— Понятия не имею, — сказал он.
— Ладно, забирайте его в участок, — приказал шеф полиции. — Там разберемся поподробнее.
Хатчмейера запихнули на заднее сиденье полицейской машины и помчались в Белсуорт. До участка его довезли в ступоре.
В ступоре был и Пипер. Пожар, взрыв катера, прибытие пожарных и полицейских машин с воющими сиренами и наконец беглый пулеметный огонь из оружейной — все это, вместе взятое, истощило небольшой запас его самообладания. Когда пожарные кинулись врассыпную, а полицейские залегли, он покорно последовал за Бэби через лес. Тропка вывела их к саду соседнего поместья.
Перед большим домом толпились люди, глазевшие на клубы дыма и зарево за деревьями. Бэби с минуту поколебалась, потом потащила Пипера кустарником в обход дома.
— Куда мы идем? — спросил Пипер через полмили. — Нельзя же ведь так просто уйти, будто ничего не случилось.
— Хочешь вернуться? — прошипела Бэби.
Пипер ответил, что нет, не хочет.
— А раз нет, так надо отойти подальше, — сказала Бэби. Они миновали еще три поместья. Мили через две Пипер опять заартачился.
— Они же будут выяснять, куда мы пропали, — сказал он.
— Пусть их выясняют, — сказала Бэби.
— Не предвижу для нас ничего хорошего, — возразил Пипер. — Они обнаружат, что ты своими руками подожгла дом, да и катер — тоже улика. Там все мои вещи.
— Были там твои вещи. Сейчас их там нет. Либо они на дне залива, либо плавают вместе с моим манто. Знаешь, что они подумают, когда их найдут?
— Нет, — сказал Пипер.
— Подумают, что где вещи, там и мы, — хихикнула Бэби.
— Как то есть?
— То есть погибли, — сказала Бэби, снова зловеще хихикнув.
Пипер не видел, над чем тут смеяться. Смерть, даже и ненастоящая, все же дело нешуточное, а вдобавок он остался без паспорта: паспорт был в чемодане вместе с его бесценными гроссбухами.
— Тем более, вот они и подумают, что ты погиб, — объяснила Бэби. — Я же говорила: надо порвать с прошлым. Мы и порвали — напрочь. Мы свободны. Можем ехать куда угодно, делать что хотим. Мы разбили оковы обстоятельств.
— Можно, конечно, и так смотреть, — сказал Пипер, — но это не мой взгляд. По-моему, теперь обстоятельства сковывают нас гораздо больше, чем прежде.
— Пессимист, да и только, — сказала Бэби. — А ты постарайся увидеть светлую сторону.
Пипер постарался. Пламя далеко озаряло залив; по нему плавали лодки с зеваками.
— Ну, и как же ты собираешься все это объяснить? — полюбопытствовал он, опять забывая, что он свободен и что пути назад нет. Бэби резко повернулась к нему.
— Кому объяснять? — спросила она. — Мы умерли. Понимаешь — умерли. В том мире, где это случилось, нас нет. Это прошлое, которое нас уже не касается. Мы принадлежим будущему.
— Кто-то все-таки должен отвечать, — сказал Пипер. — Что же, так вот и можно поджигать дома, взрывать лодки и вдобавок надеяться, будто с тебя за это не спросят? А что будет, когда наших тел не найдут на дне залива?
— Подумают, что трупы унесло в море, что их сожрали акулы — вообще что-нибудь да подумают, нам-то какое дело. Перед нами открыта новая жизнь.
— Да уж, нечего сказать, открыта, — не поддавался утешениям Пипер; но Бэби упорно волокла его за руку сквозь лес.
— Навстречу общей судьбе, — весело сказала она. Пипер застонал. Меньше всего на свете он хотел общей судьбы с этой безумной женщиной. Скоро они опять вышли из лесу к большому дому с темными окнами и без признаков жизни.
— Переторчим здесь хипеж, — сказала Бэби на жаргоне, который Пипер дотоле слыхал лишь в детективных фильмах.
— А хозяева? — спросил он. — Может, они нам не слишком обрадуются?
— Они не узнают. Хозяева — Ван дер Гугены, они сейчас в кругосветном путешествии. Мы здесь будем как дома.
Пипер снова застонал. После того, что произошло с домом Хатчмейера, это заверение Бэби отнюдь не обнадеживало. Они прошли по лугу; тропка, посыпанная гравием, вела к боковой двери.
— Они всегда оставляют ключи в теплице, — сказала Бэби. — Постой тут, я за ними схожу.
Оставшись один, Пипер неуверенно переминался с ноги на ногу. Вот наконец и случай спастись бегством. Но он этим случаем не воспользовался. Он так долго копировал других авторов, что от собственных поступков просто отвык. Когда Бэби вернулась, Пипер дрожал всем телом: наступила нервическая реакция. Шатаясь, он последовал в дом за нею, и она заперла дверь.
В Хампстеде Френсик встал рано. Завтра «Девство» выйдет из печати, и нынешние воскресные газеты должны встретить его рецензиями. Он поднялся проулком к киоску и закупил по экземпляру каждой, даже «Ньюс оф уорлд», которая рецензий не публиковала, но могла сгодиться в утешение, если рецензии будут плохие или если их, чего доброго, не будет вовсе. Потом, гордясь своей выдержкой, он вернулся к себе, не заглянув ни в одну газету, и занялся завтраком. Тосты и мармелад, а рецензии — в придачу. Он готовил кофе, когда зазвонил телефон и в трубке послышался голос Джефри Коркадила.
— Рецензии видели? — возбужденно спросил он. Френсик сказал, что еще нет.
— Я только-только встал, — сказал он, досадуя, что Джефри лишает его удовольствия прочесть свежим глазом, по-видимому, превосходные отзывы. — Судя по вашему тону, рецензии положительные.
— Положительные? Взахлеб, просто взахлеб. Вот послушайте, как высказывается в «Тайме» Фрида Кормли: «Первая серьезная попытка проломить стену заговора, которая окружает сексуальное табу, столь долго отделявшее юность от зрелости. „Девства ради помедлите о мужчины“ — это в своем роде шедевр».
— Дура недокормленная, — проворчал Френсик.
— Бесподобно, правда? — сказал Джефри.
— Скорее бессмысленно, — отозвался Френсик. — Если «Девство» — первая попытка проломить стену заговора, какого и какую — один бог ведает, то оно не может быть «шедевром в своем роде». Рода-то нет, книжонка уникальная.
— Про это в «Обсервере», — сказал Джефри, не давая себя обескуражить. — Шийла Шельмердайн пишет: «„Девства ради траля-ля“ не только потрясает нас своими недюжинными литературными достоинствами, но и являет собой пример сочувственной озабоченности судьбами престарелых и общественно изолированных людей. Этот уникальный роман пытается приподнять занавес над сторонами жизни, которые слишком долго игнорировались теми, в чьи обязанности входит раздвижение границ социальной ответственности. Прекрасная книга, заслуживающая внимания самого широкого круга читателей». Ну, как?