Паша достоверно хлопает себя по карманам:
–Нет денег!
– Товар ты видел, все оплачено по безналу. Из всех денег только вот, – достаю из кармана несколько тысяч. –На обратную дорогу…
– Эээ. Зачэм мнэ это? Сумка! В сумке что?
Эх!.. Был бы за рулем Толик! У него и реф всегда был закрыт… Был бы Толик, да сидел бы я с краю – ей-Богу попытался выкинуть мелкого абрека из машины, пока он отвлекся на содержимое сумки. Толик при таком раскладе таранил бы копейку не сговариваясь, я в этом даже не сомневаюсь.
– Эх, гаварыл нэту. Нэ хорошо. Паизжайтэ, в слэдующий раз за такое убью, – абрек достает из сумки пачку денег, примерно шесть тонн в баксовом эквиваленте и выпрыгивает из машины.
– Пусти, – кричу я Паше и выскакиваю следом. Зачем? На эмоциях, надо запомнить хоть номер машины. Бандиты шустро набиваются в копейку и отъезжают. Я смотрю вслед, номер конечно запомнил, но толку-то. На асфальте лежит половина кирпича, с детства бросаю мячики плохо. Я хватаю кирпич и кидаю его в след. Бросок получается классическим: по красивой дуге кирпич в мелкую стеклянную осыпь разбивает заднее стекло жигуленка. Машина резко останавливается из нее, как горох высыпают джигиты и кидаются ко мне. Я бегу от них на территорию продукто-вещевого рынка. Путаю следы, как лис, прыгаю через пару прилавков, сбивая товар, запутываюсь в лабиринтах развешенной одежды. Вслед мне несется ругань, кто-то из продавцов пытается присоединиться к преследованию. Смог пробиться на задки рынка. О, еще один выход – прямо на улицу. В ста метрах – автобусная остановка, не глядя сажусь в первый попавшийся.
В себя меня приводит окрик с очень московским прононсом:
– Эй, толстааамордый, ну праайди в серииидиину саалона, савсем ведь рааздавил.
«Это я, то, толстомордый?» – мелькает у меня в голове мысль. Двигаюсь вперед, оборачиваюсь – сзади меня безвозрастная тетка с красной рожей. На рынке видать отоваривалась, по которому я забег делал.
– На себя посмотри, корова!
Выхожу возле метро. Связи с Пашей и автомобилем нет – сотовые телефоны еще не придумали. Надеюсь, им хватило соображения покинуть поле боя и поехать ко второму предполагаемому месту загрузки. Встречаемся с Пашей, как пендосы с нашими на Эльбе – мы живы, обнимаемся. Через некоторое время наступает апатия – начинаю считать убытки: шесть тысяч – это реально много.
Домой возвращаемся в плачевном состоянии, как в финансовом плане, так и моральном. Паша поначалу щебетал что-то. Но я его осадил – минус большой, вам, прокурорским, тоже ничего с этого рейса не перепадет, и со следующего. Так что Паша тоже угрюмо молчит. Билеты взяли не в купе, а в плацкарт, ввиду экономии. Достались две боковушки. В плацкартном отсеке напротив нас не четыре человека, а шесть. На верхних полках едут два откинувшихся зека. Не знаю, почему они не имеют места, скорее всего заплатили напрямую проводнику, чтобы сэкономить. Персонажи очень характерные. Один лет тридцати, очень подвижный, невысокого роста кавказец. Другой русский, далеко за сорок, по лицу видно, что не «первоход». Ночь провели спокойно, который старый, все время заходился кашлем. На каждой станции освобожденные спускались со своих третьих полок – курить. Утром мы с Пашей встали, собрали столик, выпили кофе. Поезд встал на какой-то узловой станции, стоянка двадцать минут. Вышли подышать. На перроне идет бойкая торговля, в поезде едут пассажиры, у которых есть деньги. В провинциальной России же денег нет вовсе, поэтому предприимчивые местные – молодые мужики, взрослые тетки в платках и подростки, от полной безнадежности, проявляют коммерческую смекалку:
– Мороженое, ребятки, мороженое! Отварная картошечка! Горячая отварная картошечка! Огурчики соленые! Пиво, мальчики, холодное пиво!
И чуть ниже, потому как не совсем законно:
– Водка, ребята, водка хорошая! Не хотите?
Наши, отбывшие наказание, соседи, курят и примеряются к водке.
Мы уже смотрим в окно, а они возвращаются с покупками – взяли две литровые пузатые бутылки водки – ну явный самопал, соленые огурцы, вареную картошку, хлеб. Который русский обращается к нам:
– Можно мы у вас тут позавтракаем? А-то у нас места нет.
– Конечно, садитесь.
Мы с Пашей пересаживаемся на краешек нижних полок плацкартного отсека, а зэки занимают наши места. У проводника разживаются стаканами. Прямо на столе, без газетки перочинным ножом пластают огурцы и хлеб. Водку разливают по стаканам. По литру на человека – это реально много. После первой кавказца начинает нести, и он ищет слушателей – ближайшие мы с Пашей.
– Вы с Москвы? Э, нет? Слушай, даа. Я в Москву попал, даа. Ничего не понимаю, как люди живут, дааа. Люди, даа, куда идут? Зачем идут? Даа. Я, слышь, метро спустился, даа. Клянусь, потерялся, даа. Три дня не мог на улицу выход найти, даа.