Опираясь одной рукой о стол, посреди комнаты стоял хозяин – сгорбленный, лысый старик с подслеповатыми и хитрыми маленькими глазками, одетый в засаленный пиджак поверх клетчатой рубашки.
Потолок был настолько низкий, что Воронцов со своим ростом рисковал удариться головой о поперечную балку либо задеть лампочку, висящую в патроне на голом шнуре. Не дожидаясь приглашения, он сел на шаткий табурет и чуть было не опустил локоть на подоконник, усыпанный высохшими мухами. Участковый был ростом пониже и потому мог без всякого риска прохаживаться по комнате.
Евсей был напуган, но виду старался не подавать. Следователь и участковый молчали, и он чувствовал себя все более неуютно. Понимая, что на правах хозяина он должен что-нибудь предложить гостям, Евсей кинул взгляд на холодную печь, забитую пустыми липкими чугунками, потом на подоконник, где стояла трехлитровая банка с остатками мутной самогонки, и уже было раскрыл рот, но вовремя спохватился и прикусил язык. Понимая, что в такой нервной обстановке он вполне может сморозить глупость, Евсей стал молча смахивать со стола крошки. Движения его были размашистые, словно он косил траву, а лицо сосредоточенное, наполненное только ему известным смыслом.
Воронцов продолжал молча и пристально рассматривать лицо мужика. Застоявшееся на нем выражение тоски и одиночества проложило глубокие морщины на лбу и горестные складки у рта. От хронического безбабья Евсей стал рассеянным и тихим, как старый больной кот. Воронцов первым нарушил тишину.
– Когда вы нашли труп? – спросил он и подошел к маленькому запыленному телевизору, экран которого был закрыт тряпкой с бахромой.
Евсей начал волноваться, мять руки. Не будучи уверенным, правильно ли он понял вопрос следователя, глянул на участкового. Шурик попытался его приободрить:
– Что мне говорил, то и сейчас расскажи.
– Ну-у, – нерешительно протянул Евсей, на всякий случай поглядывая на участкового, – сёдни наступила моя очередь коров пастивить…
– Что делать? – переспросил Воронцов, не оборачиваясь. Он щелкнул кнопкой включателя и покрутил настройки. Телевизор не работал.
– Коров пасти, – перевел Шурик и развел руками: – Тут, Юрий Васильевич, люди малограмотные, темные…
– Уже было не утро, – продолжал Евсей, – а сказать вам так: часов шесть уже утра было, еще рано виднеется. Гоню я коров через реку…
– Где вы его нашли? – вяло, будто совсем не любопытствуя, перебил Воронцов.
– Дак я ж говорю: у реке…
– Как он лежал?
– А вот так, – торопясь, стал объяснять Евсей и, наглядно демонстрируя, стукнулся лбом о стол, – лицом униз…
– Вы его трогали?
– Боже упаси! – перекрестился Евсей. – Чтобы покойника… Я человек религиозный. Знаете, даже в грозу всю ночь не сплю. Надевшись, сижу как положено. Ведь может и потолок обломиться…
Воронцов подошел к Евсею, встал рядом.
– Ну-ка, дед, признавайся, – сказал он, улыбаясь, словно угадал розыгрыш. – Что ты там еще видел, кроме трупа?
Евсей поднял голову, испуганно глядя на следователя, и судорожно сглотнул. Кадык шевельнулся под тонкой и сухой, как пергамент, кожей.
– А ничого я не бачил, – как можно убедительнее сказал он.
– Ой, лукавишь! – покачал головой Воронцов и помахал пальцем перед лицом Евсея. – Машину никак нельзя было не увидеть!
– Машину? Не бачил я ниякой машины! Богом клянусь…
– «КамАЗ» с фургоном, – уточнил участковый. – В кустах стоит.
– Не, не бачил. Я как-то не интересовался, что там в кустах.
Воронцов отошел от него, посмотрел на кровать, заглянул под нее. Мужик, приоткрыв рот, напряженно наблюдал за ним.
– А когда на луг шел, кого-нибудь видел? – спросил следователь, выпрямившись и оглядывая комнату. Его внимание привлекла печь.
– Бачил, як же! – кивнул Евсей. – У конторы бачил Владимира Ивановича…
– Это наш директор… то есть глава администрации, – пояснил Воронцову участковый и махнул рукой, мол, на этой фигуре нечего останавливаться.
Воронцов встал на маленький сундучок и с него начал взбираться на печь.
– А кого еще видел? – спросил он.
– Вы ж осторожнее! – заботливо предупредил Евсей. – Я уже зимою как-то думаю: дай на крайку печи сяду. Так як ковзнулся, як левым виском у край кровати. Потом вухо долго болело.
Воронцов соскочил с печи, отряхнул от пыли ладони.
– Ну? – напомнил он о своем вопросе. – Кого еще?
– Ваську Гуря. Он шел к буртам, что-то там робить.
Участковый прищурил один глаз и снова махнул рукой, правда, уже не столь выразительно.