Лешка со слабой надеждой взглянул на Дашу.
– Ты думаешь, он ничего не докажет?
– Ничего! – с искренним убеждением ответила Даша и невольно перешла на шепот. – Девяносто девять процентов даю, что не докажет. А если ты сейчас проводишь меня на луг, то будут все сто процентов.
Она его заинтриговала.
– А зачем тебе на луг?
Даша с опаской посмотрела на черные очертания кустов. Она подумала, что за ними запросто может спрятаться или Шурик, или Воронцов. Она встала, взяла Лешку за руку и повела в сад.
– В «КамАЗе» осталась фотография твоей мамы, – прошептала она, остановившись посреди огуречной грядки. – Она где-то в бардачке.
Она снова потянула его за руку, но Лешка стал какой-то заторможенный.
– Ну что же ты! – прошептала Даша.
– Да, да, – забормотал Лешка и дернул головой, словно хотел отряхнуться от этих мыслей, как от песка, случайно попавшего на него. – Пошли…
Они спустились на луг. Вдруг Лешка остановился.
– Ты чего? – спросила Даша.
– Дальше я сам пойду, – ответил Лешка. – Нечего тебе к машине подходить. Там Шурик своего Витьку на охрану поставил. А я с ним договорюсь.
– Мне страшно тебя отпускать! – призналась Даша.
– Жди меня здесь! – тверже повторил Лешка.
Даша сдалась.
– Хорошо… Я буду ждать тебя! – Она подумала и добавила: – Прихвати заодно и мой рюкзачок. Он на полке под матрацем лежит.
Она села на траву и обняла руками коленки, чтобы было не так холодно.
30
«А Шурик игрок! – думал Воронцов. – И нашим, и вашим… Говорит, что нет доказательств, что Клинцова была знакома с водителем «КамАЗа». Что ж, сейчас будут».
Он шел по вечернему лугу неторопливо и расслабленно. Темнота надежно скрывала его, а влажная трава приглушала шаги.
Несмотря на сгущающиеся сумерки, он без труда различал черные пятна лошадей, пригнанных в ночное. Неподвижные, стреноженные, они дремали стоя и не чувствовали человека. Колючки напоминали вставшие дыбом космы, и Воронцов старательно обходил их. Сырой воздух, казалось, тоже заснул в этой огромной лошадиной спальне. Никакого движения вокруг. Никаких звуков. Тишина и покой царствовали на лугу.
Вскоре Воронцов стал улавливать тихое журчание воды. Чем ближе он подходил к реке, тем сильнее пахло водорослями и рыбой. На поверхности воды сверкнули отблески луны, похожие на россыпь рваной и мятой фольги.
Воронцов ориентировался легко. Вот и «КамАЗ». Темный, мрачный, словно заброшенный дом с заколоченными окнами. Воронцов приблизился к кузову, приподнял край брезента и посветил фонариком. На тощей подстилке из сена, накрывшись ватным одеялом с пестрыми заплатками, спал бессменный часовой – Витька, средний сын участкового.
Воронцов потряс его за плечо. Парень крякнул, что-то пробормотал и вскинул голову, глядя дурными глазами на слепящий его свет.
– Что?! Кто это?! – испуганно крикнул он. – Щас тревогу подниму!
– Свои, – негромко ответил Воронцов и посветил себе в лицо, чтобы Витька узнал его. А то мало ли что парню спросонок привидится! Шарахнет обухом по голове, и поминай как звали!
– Ага, да… – забормотал Витька, на этот раз испугавшись взбучки. – Я только чуток закемарил…
– Да ладно тебе! – снисходительно отмахнулся Воронцов. – Топай домой. Теперь моя очередь дежурить.
Все еще плохо соображая, Витька перелез через борт кузова и спрыгнул на землю. Поеживаясь и покачиваясь, словно пьяный, он побрел в темноту.
Воронцов постоял, глядя на фиолетовое небо, потом подошел к кабине, посветил на полоску бумажки с печатью, наклеенную на дверь, и провел по ней пальцем, разрывая. Он уже взялся за ручку, чтобы открыть дверь кабины, как услышал приглушенный звук, словно кто-то недалеко кашлянул.
Мгновенно погасив фонарик, Воронцов беззвучно отошел в кусты. Может, это Витька вернулся? Нет, это не он. В свете луны был отчетливо виден плечистый силуэт. Воронцов перестал дышать, и его рука медленно потянулась к кобуре.
Человек, приближающийся к машине, либо ничего не боялся, либо был неопытным простофилей. Он не соблюдал минимальной осторожности. Прошел мимо кузова, не удосужившись заглянуть в него. Его обувь, скользя по мокрой траве, издавала отчетливый свистящий звук. В его движениях угадывалась решительность, но в большей степени – торопливость. Подойдя к двери, он открыл ее. Тотчас на потолке кабины вспыхнул плафон, и Воронцов узнал Лешку.