Мальчик больше ничего не успел добавить. Дэниел открыл дверь, и дуло револьвера оказалось на уровне лба посыльного. Джорди Дэвис уставился на Дэниела круглыми от ужаса глазами. Крокер быстро выглянул в коридор — направо, потом налево, затем пристально посмотрел на мальчика.
— Что тебе нужно?
Джорди сглотнул, ежась под дулом револьвера и сразу припомнив все, что он слышал о Дэниеле Крокере. «Безжалостный» — вот как называли его, когда речь заходила о работе этого человека на сыскное агентство Пинкертонов. Прошедшим летом Джорди видел впечатляющие фотографии в газетах — Крокер тогда поймал убийцу Мэкки Биба. Вид у Биба был безобидный. Если бы не монетки на глазах и отверстие от пули на шее, никто бы не догадался, с какой быстротой он был отправлен к своему Создателю.
Джорди прикусил губу. И зачем только он согласился пойти к этому человеку? В девяти случаях из десяти в телеграммах сообщают плохие новости. Волна страха накатила на Джорди. Нечего сказать, посчастливилось доставить печальную новость человеку, который добр, как медведь гризли, потревоженный во время зимней спячки.
— Я не хотел вас будить, честно!
Паренек увидел всклокоченные волосы Дэниела, голую грудь, повязку, обнаженные ноги. Молча сунул маленький пакет и телеграмму в свободную руку Крокера и попятился.
— Мальчик!
Джорди застыл на месте.
— Да?
— Ты заслуживаешь вознаграждения за труды.
— Нет! Нет-нет. Никакого беспокойства. Никакого. Правда!
И неуверенно двинувшись к лестнице в дальнем конце дома, он исчез из виду.
Дэниелу стало тяжело держать оружие. Опустив руку, он вернулся в комнату и захлопнул дверь. Положил револьвер и телеграмму на столик и устроился на кровати, натянув на ноги одеяла. После беспокойной ночи простыни пестрели высохшими пятнышками крови.
Прикрыв рукой глаза от света, льющегося в комнату через окно, он отвел взгляд от скомканного клочка бумаги, ожидавшего прочтения. Смотреть на него не хотелось — надобности в этом не было. Послание наверняка содержит указания от Джидайдии Каттера, его начальника. С того момента как Дэниел получил удар ножом в бок во время захвата Гранта Дули и его банды, ему меньше всего хотелось возвращаться к своей работе. Последний год оказался очень напряженным. Его били, в него стреляли, посылали ему проклятья. Выслеживая Дули, он объездил большую часть территории Вайоминг, а гоняясь за братьями Бибами, облазил почти все горы. И если банда Дули доставила ему достаточно хлопот, то братья Бибы превратились в ночной кошмар. Дэниел устал. До мозга костей. Не из-за нескольких последних недель, а от всего — от своей работы, однообразия. От своей жизни.
Зажмурившись, он приказал телу засыпать. Но сон никогда не приходил к Дэниелу Крокеру по первому требованию, а сейчас и вовсе казался несбыточной мечтой. Мысль о телеграмме прожигала сознание.
— Проклятье.
Он двинул рукой, повернул голову. Бумага манила его, как палец опытной проститутки, которая обещает сладостное удовлетворение любопытства и в то же время насмехается над тем, что ничего, кроме пустоты, это удовлетворение не принесет.
Поняв, что не успокоится, пока не прочтет, Дэниел протянул руку и ухватил телеграмму двумя пальцами. Поднял против света, словно надеялся, что разберет слова сквозь бумагу, потом наконец развернул.
Там не было ни обратного адреса, ни подписи. Всего одна короткая строчка: «Она уйдет в монастырь».
— «Она уйдет в монастырь», — прочел он. Скомкал телеграмму. Если закрыть глаза, он снова увидит тот горестный октябрьский день, когда он помог маленькой Сьюзан сойти с поезда и перепоручил заботу о ней давней своей приятельнице, одной из новых послушниц в монастыре св. Франциска. Он убедил себя и воспитателей в приюте, что Сьюзан пробудет в школе всего несколько лет, чтобы получить образование. А Белл присмотрит за ней и защитит ее — к тому времени он уже не мог этого делать.
Но через четыре года Сьюзан осталась у св. Франциска. Она осталась, вступив на десятилетний путь подготовки к монашеству. За все время Дэниел навестил ее всего раз, в день, когда она закончила учебу. И с тех пор не видел ее. Письма от Белл приходили нерегулярно. И эта телеграмма ничем не отличалась от предыдущих. За исключением содержания.
«Она уйдет в монастырь».
— Черта с два она уйдет, — проворчал он сквозь зубы, сел на кровати и потянулся за брюками.
Выйдя из здания, Джорди сбежал по ступенькам центрального входа. Его ждал мужчина. Как и обещал.
— Ну?
— Я отдал ему сверток. А теперь отпустите меня. Мне нужно вернуться к мистеру Смиту, иначе он оторвет мне голову.
Незнакомец порылся в кармане и вытащил золотую монету достоинством в двадцать долларов.
— Это тебе за труды, — сказал он.
Удивленный, Джорди нерешительно взял деньги. Двадцать долларов — это целое состояние. Ему и за год столько не заработать.
Мальчик, запинаясь, попрощался и поспешил прочь. Но, идя по улице, он никак не мог отделаться от мысли, что заплатили ему за какое-то грязное дело.
Глава 2
Денвер, штат Колорадо, 10 января 1885 года
По мнению Сьюзан, школа св. Франциска для девочек становилась совершенно безжизненной, едва воспитанницы ложились спать. Сьюзан скучала по живому движению, приглушенному смеху. Ей не хватало иногда веявшего на нее слабого запаха туалетной воды, пользоваться которой ученицам запрещалось. Но больше всего ей недоставало дружеской компании.
Как новую послушницу, Сьюзан нагружали работой, которая не заканчивалась даже с заходом солнца. Большая часть поручений требовала одиночества и давала девушке время и возможность привыкнуть к мысли о приближающемся вступлении в орден. И все равно иногда одиночество становилось невыносимым.
Согнувшись, чтобы дать облегчение уставшим мышцам шеи, Сьюзан пошла по темным коридорам в свою комнату. Ее шаги отдавались эхом под сводчатыми потолками. От промерзших каменных стен веяло холодом, который забирался под юбки.
Почти тридцать лет монастырь св. Франциска был обителью сестер-урсулинок, которые открыли школу. За время своего пребывания в этом заведении Сьюзан не уставала восхищаться самоотверженностью трудившихся здесь женщин. Поэтому-то она изо всех сил и старалась походить на них. Ей хотелось делать что-то важное. Она хотела — страстно желала — быть там, где она нужна. Однако сомнения не исчезали. В сердце Сьюзан образовалась пустота, увеличивающаяся день ото дня.
Скорей всего, она нуждалась в отдыхе. Нужно было закончить множество дел, прежде чем Сьюзан могла уехать на несколько коротких недель на встречу с бывшими обитателями сиротского приюта «Бентон-хаус мемориал». Она работала с утра до вечера, готовя для своей заместительницы планы занятий, конспекты и памятные записки. Спину ломило, в голове гудело. Но девушка не могла позволить себе роскоши как-то облегчить себе жизнь. Так было до нынешнего вечера, когда обнаружилось, что все мыслимые и немыслимые дела переделаны и остался длинный, ничем не занятый вечер перед отъездом в Эштон на следующее утро. Одинокий, бесконечный вечер.
Сьюзан повернула за угол и нахмурилась. Из-под двери ее комнаты пробивался в коридор лучик света. Девушка двинулась дальше уже не так уверенно.
Сьюзан была помощницей сестры Мэри Маргарет, директрисы школы св. Франциска, и потому пользовалась необычной привилегией — ей выделили отдельную комнату. В столе Сьюзан хранились важные записи и счета, поэтому дверь в эту комнату всегда запиралась. И никто не мог войти туда без разрешения. Никто, кроме матушки-настоятельницы или кого-то из сестер, если они сопровождали Макса, их работника, когда он приносил Сьюзан цветы или охапку дров.
Подкравшись, девушка взялась за ручку двери. Она не повернулась. Кто бы ни находился внутри, он запер дверь. Ни матушка-настоятельница, ни Макс так не сделали бы.
Сьюзан порылась в глубоком кармане юбки и извлекла потертый медный ключ. Как можно бесшумнее она вставила его в замочную скважину и повернула, потом осторожно открыла дверь.