Стало совсем светло, когда со стороны Михайловской показались густые цепи красных. Врангель, лежа на склоне кургана, приказал батарее стрелять, не жалея снарядов. Полковник Иванцов хрипло и возбужденно повторил приказ и схватился за телефонную трубку. Однако, не успев открыть рот, ткнулся ничком в жесткую траву. Громкий стон его был схож с плачем обиженного ребенка. Пуля ударила ему в грудь.
Конница красных на галопе мчалась к мостовой переправе через Чамлык. Врангель бросил в бой последний резерв — четыре сотни Корниловского полка. Огромным черным вороном они накрыли рыжую степь, готовясь рубиться с красными, но попали под пулеметный огонь.
Врангель впервые в жизни почувствовал свое полное бессилие. Если красные захватят мост через Чамлык, будет худо. Погибнет вся артиллерия. И тогда — позорное бегство, возрадуется Антон Иванович, эскадрона не предложит.
Казаки беспорядочно, в панике бежали по степи, спасаясь от ливня пуль. Ничего не оставалось, как попытаться подать личный пример, остановить эту охваченную паникой массу и побудить ее вернуться.
Врангель взлетел на коня. Высокая фигура в черкеске замаячила на кургане, как призрак спасения. С призывным криком он скакал вперед, но, оглянувшись, с горечью увидел, что за ним скачет всего лишь с десяток казаков, остальные в замешательстве кружились на месте, будто ища выхода из ада, иные продолжали скакать назад, не помня себя от страха. Батарея на рысях катилась к переправе. Чудилось, пули свистят и щелкают у самого виска.
Под ординарцем убили лошадь. Врангель остервенело пришпорил коня и увидел, что остался в одиночестве. Рванув поводья, поскакал назад, поливая бегущих злобной матерщиной.
Отхлынувшие с позиции казаки сгрудились у переправы. Вестовой судорожно протянул Врангелю пакет от полковника Дроздовского. Размашистым почерком, обрывая фразы на полуслове, тот доносил, что атаки его дивизии успеха не имели, что он понес жестокие потери и вынужден от дальнейшего наступления отказаться.
Врангель спешился, швырнул поводья подскочившему к нему казаку. Тонкие, бескровные губы мерзко дрожали, ноздри раздувались в ярости. Вот тебе и слава полководца! Самым страшным, обидным и, главное, непредвиденным было то, что казаки за ним не пошли. Значит, не было не то что спайки между ним и казаками, но, более того, войска вовсе не были в его руках, как они должны быть в руках истинного военачальника. «А как же зануздать и заставить повиноваться всю Россию?» — с горечью спросил себя Врангель, не находя точного и искреннего ответа...
Прошло несколько дней, но злоба все еще жгла душу Врангеля. В Петропавловскую нагрянул Деникин со своим любимчиком Романовским. Деникин был хмур, всем своим видом показывал, что крайне недоволен. Но когда в самом конце смотра Корниловского полка ему вручили телеграмму, мужиковатое, со скрытой бесинкой лицо помимо его воли прояснилось и посветлело. Деникин протянул телеграфный бланк Врангелю. Крупные пальцы его вздрагивали — то ли от волнения, то ли от радости.
Врангель приник к телеграмме. В ней сообщалось, что двадцать пятого сентября скончался основатель и верховный руководитель Добровольческой армии генерал Алексеев.
— Скорбь о смерти нашего вождя, ваше превосходительство, смягчается лишь тем, что он имеет достойного преемника, — с печалью и вдохновением произнес Врангель, возвращая бланк.
Деникин с нескрываемым интересом уставился на него. «До чего же длинношеее существо, — промелькнуло в голове у Деникина. — Того и гляди шея не выдержит тяжести головы».
Врангель намеренно молчал, испытывая терпение Деникина и ожидая прямого вопроса. И угодил в цель: Деникин не выдержал.
— Кого же?
— Я имею в виду лишь единственного преемника! — с еще большим, но уже не столь искренним, сколь выспренним вдохновением ответствовал Врангель и яростно щелкнул шпорами, издавшими благостный малиновый звон.
Деникин шевельнул усами и еще нетерпеливее впился глазками-пулями в сияющее дружелюбием и преданностью лицо Врангеля.
— Вас, ваше превосходительство! — рявкнул Врангель, не смея более испытывать долготерпение Деникина.
Деникин рванулся к Врангелю, схватил его жилистое, гибкое тело в охапку, троекратно истово приник головой к плечам. Врангель растерянно и подавленно смотрел сверху на облысевшую макушку командующего, сокрушаясь по поводу того, что таким бездарям, как Деникин, везло в армии прежде, везет и теперь.
Проводив растроганного, обмякшего после сытного обеда и приличного возлияния Деникина, Врангель отправился почивать в дом станичного атамана, чтобы на рассвете выехать на Синюхинские хутора...