Так вот какое лицо у наших спасителей! Впору кричать караул, граждане! Спасите от спасителей!»
На этом пафосном восклицании и заканчивалась статья. В общем, ничего необычного, если иметь в виду прежние публикации «Новостей», ну разве что еще раз названы были конкретные имена тех, кто понуждает людей, занятых в бизнесе, отстегивать теперь не только бандитам — это уже привычное дело, никого им не удивишь, — но уже и новым рэкетирам, занимающим ответственные государственные посты.
Еженедельник и появился-то с опозданием на день, поскольку в уже написанную статью необходимо было вставить солидный кусок нового материала о милицейском беспределе и затем следовало подвести как бы итог, проиллюстрированный государственным рэкетом — местного, разумеется, значения.
Итак, утро в день выхода «Новостей» ничего не предвещало, и редакцию будоражили только настойчивые и непрекращающиеся телефонные звонки пропустивших очередной номер читателей. Но во второй половине дня... да, вот тут и началось...
— Елена Ивановна! — завопил вахтер, дежуривший в подъезде обычной пятиэтажки, где в трехкомнатной квартире на первом этаже, переделанной под офис, размещалась редакция, и замолк, будто ему заткнули рот.
Да большего сообщать и не требовалось, потому что Котова уже сама услышала гулкий топот множества сапог на лестнице и в коридоре. Раздались громкие крики команд: «Стоять!», «Не двигаться!», «Лицом к стене!»... Словом... все стало понятно — начался милицейский шмон, как это звучит на языке уголовников.
Двери ее кабинета с треском распахнулись, и к ней ринулись трое автоматчиков в камуфляжной форме и черных масках на лицах. Котова вскочила, но даже пискнуть не успела, как ее грубо оттеснили в сторону, а один из нападавших прижал ее к стене своим коротким автоматом.
Топая, словно жеребец, в кабинет ворвался четвертый, окинул все беглым взглядом и заорал, едва не срывая голос:
— Где все?! Говори! Где материалы? Деньги? Наркотики? Оружие? Отпусти ее!
Автоматчик, прижимавший ее к стене, отошел.
— Ну, отвечай? Где?!
— Я не понимаю, что вам надо? — совсем растерялась Котова.
— А вот мы тебя сейчас раком поставим, сразу поймешь! — снова заорал тот, который, видимо, был тут командиром, с багровым лицом, и разразился площадной бранью.
— Вы не имеете права! — воскликнула она, даже не обратив внимания на его наглость и хамство и просто не услышав мата. — Я буду жаловаться вашему начальству!
А трое подчиненных этого командира тем временем начали скидывать со стеллажей папки с материалами — газетными вырезками, письмами и прочим, которые в свою очередь вываливались и рассыпались по полу. По ним ходили, оставляя грязные следы, тяжелые ботинки камуфлированных молодцов. Они повыдергивали ящики из письменного стола и все их содержимое высыпали кучей на стол. Их действия были бы понятны, если бы они что-то искали. Но они не искали ничего, они просто гадили — по-свински, грязно и мерзко. И возражений здесь быть не могло. Можно возражать против чего-то конкретного, но против того, что творилось и здесь, и в соседних кабинетах, откуда до Елены Ивановны доносились истерические крики ее немногочисленных сотрудниц, возразить, имея в виду первозданный смысл этого слова, было нечем. Ну как возражать против того же цунами, уносящего сотни людских жизней? Это поняла Котова и замолчала — только слезы непрерывным ручьем струились из ее глаз. И она стояла, безвольно опустив руки и не вытирая глаз.
Может быть, такая молчаливая покорность и эти слезы вдруг пробудили у нападавших какие-то человеческие чувства. Они перестали бессмысленно и бездумно громить помещение и все находящееся в нем и, забрасывая автоматы за спину, отошли к двери.