— Я-то? — засмеялась помощница. При этом грудь ее напряглась до такой степени, что на карманах форменной рубашки резко обозначились тугие соски — рядом с маленькими пуговичками. — Я-то, — повторила она, продолжая призывно посмеиваться, — товарищ начальник, вам известно, ничего естественного не стесняюсь, когда это еще для пользы дела.
— Поняли, какие кадры воспитал, Павел Петрович? — усмехаясь, заметил майор, глядя в многозначительно сосредоточенные глаза Затырина. — А чтоб я вам не мешал, извините, товарищ подполковник, я советую вам перейти со всем хозяйством в крайний кабинет. Он у нас специально для краткого отдыха оборудован — приходится иной раз на службе допоздна задерживаться. Не возражаете? — И, дождавшись утвердительного кивка гостя, подвел черту: — Давай-ка, Люська, быстренько сообрази со всем этим, — он кивнул на угощение, — только тихо и чтоб посторонние не глазели...
«А у них тут совсем не так уж и плохо, как могло бы оказаться», — подумал Затырин, входя следом за Людмилой в узкую угловую комнату со стоящими там дива-, ном, стандартным письменным столом и парой стульев.
Между тем девица, поставив принесенное питье и закуску почему-то на подоконник, задернула занавеску, потом подошла к двери и заперла ее на ключ изнутри и только тогда обернулась к подполковнику.
Глаза ее призывно смеялись, одной рукой она как бы нечаянно расстегнула верхнюю пуговичку на форменной рубашке. И тогда он протянул к ней руки, а она медленно вплыла в их жесткий круг. Последовал долгий, затяжной поцелуй — рот у нее был сильный и влажный. При этом крепкое тело Людмилы прижималось, ерзая по нему, и подполковник, которому было не очень удобно целоваться, поскольку он был выше девицы и стоял согнувшись, вдруг сообразил, для чего она оставила стол свободным.
Оторвавшись от ее губ и увидев полуприкрытые глаза, он заботливо снял со своих плеч ее полные, мягкие руки, развернул девицу спиной к себе и вздернул наверх ее юбчонку. Ткань затрещала, но рывок выдержала. Освободить пухлые ягодицы от прочего белья было делом секунды. Люська, напрягшись, уже самостоятельно повалилась грудью ла стол и ухватилась обеими руками за его края...
Ну конечно же знал подполковник, чем вчера занимались его люди в СИЗО, «допрашивая» женщин. Себе он такого, разумеется, позволить не мог. Но распаленное воображение рисовало картины, от которых у него начинало сильно стучать сердце и к горлу даже подкатывала легкая тошнота, которая бывает при долгой, мерной качке на воде. Возможно, поэтому с такой созревшей готовностью и с таким жаром накинулся он на это податливое и одновременно упругое женское тело, будто сто лет был лишен того, чем занимался сейчас.
Она кричала, вернее, с огромным трудом пыталась гасить свои вопли в пригоршне, прижатой ко рту. А подполковник, всем существом ощущая свое превосходство, с животной страстью словно мстил тем, до кого — по разным причинам — не доходили его руки. И одной из таких причин, кстати, было его желание не подвергать риску свою карьеру — погоны полковника, обещанные ему генералом Седлецким, так и стояли перед глазами. Но сейчас-то никакие карьерные соображения не мешали ему освобождать свой организм от переполнявших его эмоций, а Люська, страстно дергаясь всем телом и подвывая от жгучего нетерпения, активно помогала ему в этом...
Потом они отвалились друг от друга и, с наслаждением выпив по полстакана водки, растроганно потерлись друг о друга. Люська, горя новым нетерпением, достала из тумбочки стола относительно свежую простыню, разостлала на диване и, страстно охнув, повалилась навзничь, забросив одну полную ногу на его спинку и свесив другую до полу. Уж такого открывшегося перед ним натюрморта не смог выдержать подполковник — с утробным рыком бросился он на Люську, словно на пышную и упругую перину, теряя себя в бешеном темпе и ощущая, как его стремительно затягивает в водоворот бездонного омута.
Они отдыхали в очередной раз, прерывисто дыша, когда в дверь легонько постучали.
— Сию минуту, — совершенно свежим голосом, в котором не чувствовалось ни малейшего утомления, ответила Люська и, повернув голову, посмотрела на Затырина, который загнанно дышал. — Слушай, надо вставать, — сказала она, потрепав влажными пальцами его по голове. — Что, еще хочешь? Ну ты даешь!.. Ладно, не возражаю, но только попозже... Там, видно, уже за тобой...