— Ну вот видите, — хмыкнул Турецкий, — все, оказывается, можно вспомнить, когда очень надо. Давайте запишем и это ваше показание... Но вы не огорчайтесь, мы с вами их искать сейчас и не будем, просто отмечаем их отсутствие у вас, указываем причину и... идем дальше. Видите ли, ко мне в Москву уже давно поступили копии всех этих материалов. Генерал как раз и захватит их с собой, когда приедет сюда, а вы потом вместе с ним и решите, что там законно, а что нет. Пустяки, пойдем дальше...
Таким иезуитским способом, не повышая голоса, не заставляя Затырина злиться, ибо и повода не было, Александр Борисович за час-полтора самым натуральным образом вынул из него душу.
Пришлось-таки Затырину рассказывать, как были задержаны «обидчики», как не совсем, мягко говоря, достойно вели себя в милиции с женщинами — одна беременная, другая — депутат, как затем среди ночи по звонку от помощника губернатора их пришлось выпустить и извиниться перед ними. Турецкий все старательно фиксировал на бумаге.
У подполковника голова шла кругом — все, оказывается, уже знал этот проклятый москвич! А прикидывался простачком! Но вопросы задавались, и на них надо было отвечать. Причем отвечать внятно, следя при этом, чтобы не проговориться случайно и не подставить себя.
Затырин вспотел от напряжения. А Турецкий пил пузырящуюся водичку из стакана, рассматривая ее на просвет, и нудным тоном утомленного человека продолжал задавать вопросы.
И понял в конце концов Павел Петрович, что ничего у него с обманом не получилось. Концы не сходились. Да и подсказка относительно местонахождения документов была тоже весьма условной, проверить ведь раз плюнуть. И что тогда? Ну а тогда можно будет, решил, видимо, он, снова «поднапрячь память» и неожиданно «вспомнить», что никуда он ничего не отсылал, а запер в дальний ящик стола — подальше с глаз. И что не собирался он вести никакого расследования по этим заявлениям. Да и не в его это интересах, не говоря уже о мэре и остальных. Но это если уж совсем край.
Одного он не мог учесть: на его красивом, благородном лице игра мыслей была слишком заметна опытному взгляду Турецкого. А тот не давил подполковника дальше, сделав значительный первый шаг.
— Ну а материалы, которые касаются следующей стычки милиции и населения, мы с вами, Павел Петрович, давайте обсудим и проработаем завтра. Я вижу, вы устали. Да и я как бы с дороги. Надо еще устроиться. Во сколько мы завтра встретимся? Лучше, думаю, прямо с утра, в десять. Только вы уж, пожалуйста, приготовьтесь, чтоб мне снова не пришлось вам подсказывать, где материалы искать, договорились?
Турецкий собрал в папочку исписанные листы, подмигнул по-приятельски, засмеялся и встал. Затырин облегченно вздохнул и вытер ладонью мокрую красную шею.
На первый раз ему вполне достаточно, решил Александр Борисович. Вот так, без напряжения, легкими толчками в самые болезненные точки, мы его и доведем до полной кондиции. А дальше посмотрим.
Выйдя из управления, он позвонил водителю, попросил подъехать, а сам стал прохаживаться по тротуару — вперед и назад, беспечно заложив руки за спину. И спиной, затылком ощущал, как неприятные прикосновения, острые уколы, взгляды сотрудников местных правоохранительных органов из окон, которыми те провожали каждый его шаг и жест. Немного навел шороху — это хорошо, думал он.
А в эту ночь придется, пожалуй, и не поспать. Надо будет тайно встретиться с ребятами и получить от них новую информацию, с помощью которой уже завтра с утра окончательно пригвоздить вруна-подполковника к стенке.
Да, ну и городок, будь он неладен! «Городок на Каме... Не дойти ногами... » Век бы сюда не ходить, не видеть...
Был поздний вечер, когда у Турецкого едва слышно запиликал мобильник. Денис и Филипп готовы были появиться со своим первым отчетом. Но встретиться следовало так, чтоб никаких свидетелей при этом не оказалось. А в пансионате, где в соседних комнатах поселились Турецкий с Поремским, сделать это было крайне трудно.
Комнаты хоть и находились на первом этаже, но были до половины зачем-то забраны решетками. Одна радость, что днем здесь ему можно было не находиться. Далее, в коридоре, у телефонного аппарата, постоянно находился дежурный. Зачем? Трудно сказать. Может, для тех, кто не имел своего мобильника? Но такие здесь, по-видимому, и не отдыхают. Странно, одним словом.