– Спасибо, Николай Игнатьевич, но я уже в палеонтологию влез по самые уши, – пошутил Иван. – Наши исследования для вас же, геологов, нужны, поэтому думаю, без наград и премий не останусь.
– Папа, ну вот куда ты торопишься! – Ксения даже топнула ножкой от возмущения. – Сейчас поставим баранки, нальём чаю… Ваня с работы, вагоны с солью разгружал. Правильно?
– Да, вагон раскидали… – Иван повёл натруженными плечами. – Чай будет очень кстати… Но ты, Ась, не права, мне очень важно услышать мнение Николая Игнатьевича. Тем более, если я буду хлюпать чаем, то ему помешать не смогу.
– Молодец, Иван Антонович, – засмеялся профессор. – Срезал барышню.
Он тут же повернулся к дочери. – А ты, дочь моя, раз так заступаешься за голодный пролетариат, то не стой, наливай чай, насыпай сахар, ну и так далее… Тем более, что на столе, кажется, закончились баранки. Придётся тебе сбегать в кладовку.
– Пока Аська бегает, я скажу несколько слов, которые могут вам, коллега, не понравиться. Таланты принято хвалить, тем более и есть за что, но лучше всё-таки вам услышать мнение опытного человека.
Первое, что мне хочется сказать, это излишний эротизм. Я всё прекрасно понимаю, молодость, весна, жажда жизни, жажда любви… Но для публикации в советском издательстве это не годится. Знаете, что стало с ребятами, что голыми бегали по Ленинграду?
– Это те, что «Долой стыд»? – Нет, не слышал. Как-то они резко исчезли, а я-то полгода в поле. Вы же сам геолог, знаете, как в поле с информацией.
– «Долой стыд» это анекдот, – его один журналист придумал, а всем так понравилось, что ушло, как говорится, в массы. Но отдельные несознательные граждане всё-таки бегали, да-с. Я про общую тенденцию, закручивания гаек в стране. Поэтому вам будет легче напечататься, если вы уберёте откровенные фрагменты. Детали физиологии тоже ни к чему. Это мы с вами люди науки спокойно можем рассуждать на любые самые спорные темы, а издатели народ с одной стороны крайне пошлый, а с другой, страшно зажатый в тисках обывательской морали. Ханжи!
К тому же, коммунизм – тема сама по себе очень скользкая, вдруг какому-то чиновнику покажется, что вы как-то не так описываете коммунистическое общество? Не думали на эту тему? Эх! Молоды вы ещё, легкомысленны.
Профессор начал задумчиво расхаживать по столовой в ожидании чая.
***
От Свитальских уходил начинающий писатель в расстроенных чувствах. «Прав он, прав, – говорил сам себе Иван. – За двумя зайцами погонишься, ничего не поймаешь».
Прикинув всё услышанное, он решил сосредоточился на двух самых важных для себя темах: – палеонтология и женщины. Последние сами висли на нём. И первой среди череды поклонниц оказалась дочка профессора. Описание быта команды «Тёмного Пламени» так вдохновили девочку, что та решила, что готова проводить самые рискованные эксперименты в области межполовых отношений. Тем более что у неё «под рукой» оказался такой прекрасный образец, как Ваня Ефремов.
Узами брака поначалу они обременять себя не собирались, как и большинство их товарищей по университету. На увлечения друг друга на стороне смотрели с пониманием, и всё так бы и шло в русле доброй дружбы, но однажды Николай Игнатьевич и Ольга Иосифовна, на свою беду, вернулись из Мартышкино15 с раньше положенного. Вид застигнутых врасплох полуголых парочек, вызвал в родителей резкий всплеск возмущения. Профессор поставил вопрос ребром, и через неделю научная общественность Геологического музея поздравляла Ивана и Ксению с созданием новой ячейки социалистического общества.
Постоянные экспедиции и длительные командировки никогда и никому не помогали укрепить семейные узы. Пример родителей у Аси постоянно стоял перед глазами, но она надеялась, что подобно маме сможет пережить длительные отлучки мужа. Надеждам не суждено было сбыться. Горячий темперамент девушки, унаследованный от папы, требовал внимания, восхищения и поклонения. Это сильно напрягало Ивана, и он всё дольше задерживался в лаборатории и экспедициях. Через год молодые скоропостижно развелись. Иван дал зарок, не жениться пока не достигнет научной известности.
<p>
</p>
4. ПОСЛЕ БАЛА
31 декабря 1935 года. Москва. Палеонтологический институт на Большой Калужской улице, 16. Иван Ефремов и Елена Конжукова
– Леночка, позвольте предложить вам бокал вина, – Лабунецкий, пьяно улыбаясь, ухватил Леночку Конжукову за рукав костюма. – Давайте выпьем! За Новый год!
Невысокая, стройная, с большими глазами и чувственными губами, Конжукова всегда привлекала внимание мужчин.
– Вам, Дмитрий Вячеславович, уже хватит, – Елена пытается высвободить руку из мужских рук. – Вы пьяны. Лучше сыграйте нам ещё что-нибудь.
– Точно! А потом вы выпьете со мной на брудершафт, и прекратим уже это выканье.
Лабунецкий сел к стоящему на эстраде пианино. Помотал головой, отгоняя хмель, и пробежался пальцами по клавишам.
Ты уходишь, чтобы не вернуться,
Но ещё раз ты себя проверь.
Лучше всё забыть и улыбнуться,
Чем уйти, захлопнув счастью дверь…
Играл он действительно очень хорошо. Профессиональный музыкант всё-таки. Но вот третий куплет, по пьяному делу, забыл. Рассердился, вскочил и хлопнул крышкой так, чтозадребезжали молоточки внутри инструмента. Лабунецкий недовольно тряхнул гривой волнистых ухоженных волос и спрыгнул с эстрады.