В палате было тихо. Лишь уже до боли родной мерный писк приборов и тихое сопение Джонатана. Алек подошёл ближе к кровати, взял ножницы из стакана на тумбочке и срезал маленькую прядку под ухом Моргенштерна, крепко её сжимая в кулаке.
Алек не знал, на что надеялся. Он уже дошёл до той точки отчаяния, когда любая идея, даже бредовая, покажется хорошим вариантом.
Лайтвуд присел на кресло около кровати и лёг головой на колени Джонатана, всё ещё сжимая в одной руке его волосы, а в другой — холод его ладони.
Сон сморил его быстро, тут же перемещая в дом Моргенштерна. Здесь было тихо. Раньше Джонатан всегда его встречал, ждал, когда тот заснёт и появится здесь.
— Джонатан?! — звал Алек, заглядывая во все комнаты и оббегая два этажа. Пульс колотился в висках, в груди не просто барабаны, а целый оркестр. Пальцы леденели только от мысли, что Моргенштерн где-то в доме и просто не может пробиться к Лайтвуду. Что он видит его сейчас, зовёт и не понимает, почему Алек его не замечает.
Алек отчаялся. В доме Джонатана не оказалось, поэтому он выбежал на задний двор и обомлел.
Моргенштерн сидел на траве в метрах десяти от дома, поджав к себе колени и низко склонив голову. Тиски, сжимавшие до этого сердце Лайтвуда, наконец расслабились, давая ему сделать глубокий вдох.
— Джонатан! — счастливый Лайтвуд побежал к нему, но тот не среагировал на его голос, продолжая так же сидеть на газоне. И когда до Джонатана оставалась всего пара метров, Алек врезался всем телом во что-то невидимое и твёрдое.
Звук удара был, как об стекло. И от этого глухого звука Моргенштерн вздрогнул и поднял голову, встречаясь взглядом с шокированным Алеком. Затем резко подскочил и приложил руки к стеклянной преграде с другой стороны, беззвучно шевеля губами. Его глаза влажно блестели.
Между ними была стена.
— Я ничего не слышу! — зачем-то закричал Алек, словно это могло возыметь хоть какой-то эффект. И начал с силой долбить по стеклу крепко сжатыми кулаками, которые моментально заныли.
Моргенштерн не пытался разбить эту стену, словно знал, что это бесполезно. Он смотрел на Алека жадно и с бесконечной нежностью.
— Я разобью её, Джонатан! Всё будет хорошо, — не сдавался Лайтвуд. На костяшках лопнула кожа, и пятна крови стали оставаться после каждого удара на стекле. Стена оставалась целой. Горло першило от непролитых слёз. Хотелось рыдать в голос и биться в истерике, но это — и всё, что он мог сделать. Чувство собственной беспомощности душило, мешало дышать, сдавливалось мозг до ломоты.
Лайтвуд заметил, как Джонатан в отчаянии замахал руками, испугавшись, что Алек разобьёт себе руки. Пришлось остановиться и посмотреть на Моргенштерна. Выносить его взгляд было физически трудно. Он был такой тёплый, такой родной, будто видел в Алеке что-то такое, чего он сам не мог в себе разглядеть.
— Прости, — тихо сказал Алек, глядя на Джонатана, хоть это и причиняло неимоверную боль в области груди. Словно спицы рёбер переломились и разом воткнулись в сердечную мышцу, вспарывая плоть. — Я ничего не смог сделать.
Джонатан не переставал смотреть на него с невероятной нежностью. Затем в какой-то момент в его руке появился чёрный маркер, и Моргенштерн, быстро вытерев тыльной стороной ладони влагу со щеки, что-то начал писать на стекле. Было не понятно, потому что Джонатан писал в ту сторону, с которой удобно читать ему. Алек замер, как зачарованный, понимая, что Джонатан пишет что-то очень важное. Он был так красив в этот момент, сосредоточен и печален. Когда Джонатан закончил писать, то, как фокусник, провёл раскрытой ладонью по надписи, и бессмысленные завитки черных линий маркера начали переворачиваться для него.
У Лайтвуда зарябило перед глазами, и навернулись слёзы.
Он погладил стекло в том месте, где с другой стороны Джонатан прижал свою ладонь, и читал раз за разом короткую, немного неровную надпись на стекле.
«Моя любовь к тебе выше, чем небо. Дальше, чем звёзды»
И медленно умирал внутри без возможности что-либо изменить.
***
Клэри вышла из кабинета врача с тяжёлым грузом на сердце и застывшими слезами. Подходящего донора для брата не было, так же, как и надежды на выздоровление. Клэри вошла в палату Джонатана и застыла. Около его кровати сидел Алек и, положив голову на Джонатана, спал. В его расслабленном разжатом кулаке находилась прядка волос её брата, а на тумбочке лежал обгорелый амулет.
Клэри прикусила губу от досады, Иззи ей рассказала, что произошло и как расстроился Лайтвуд.
— Алек? — тихо позвала она. — Алек, проснись, — Клэри начала волноваться, когда заметила, что Лайтвуд мелко дрожит, а на его щеках высыхают слёзы.
Она осторожно потрясла его за плечо, и Алек вздрогнул и проснулся.
— Эй, ты в порядке? — Клэри заботливо улыбнулась.
Алек мгновение осознавал, где находится и что произошло, и отрицательно покачал головой.
— Я потерял его, — тихо сказал Лайтвуд, сжимая прядь волос Джонатана в руке. — Ты можешь снова сделать амулет?
Алек подскочил, его руки мелко тряслись.
— Алек, — попыталась с ним заговорить Клэри.
— Ты можешь? У тебя получилось в тот раз, я виделся с Джонатаном, — голос срывался на хрип.
— Алек, мне жаль, но камня, что я использовала, больше нет, а без него Джонатан слаб. Мы не можем ничего…
— Нет! — перебил её Алек. — Нельзя так просто сдаться, — внутри под кожей всё скручивалось от боли. Хотелось что-то сломать, разрушить, выместить бесполезную злость.
Клэри закрыла лицо ладонями, не в силах смотреть, как мучается Алек.
— Я подписала документы на отключение аппарата жизнедеятельности, — едва слышно сказала она, но Лайтвуд услышал. Её голос прозвучал в тишине комнаты, словно выстрел. Как оглушающий приговор.
— Ч-что ты сделала?..
— Джонатану не становится лучше. Он мучается каждый божий день. Врач сказал, что повезёт, если он доживёт до конца недели, — безжизненно сказала она.
— А как же донор? — почти не слыша собственный голос из-за стука сердца, спросил Алек. Он смотрел на безмятежное лицо спящего Джонатана и не мог поверить, что того скоро не станет.
— Его нет. Даже если бы он появился, то необходимо время для анализов на совместимость, а у Джонатана его просто нет.
Руки Алека задрожали слишком сильно, а глаза наполнились слезами. Он почти ничего не слышал и не видел, словно его окунули в мутный аквариум с водой. Он знал, что когда-нибудь будет обрыв, но не думал, что он окажется таким резким. Таким оглушающим. Живот скрутило болью.
— Я могу стать донором, — вдруг сказал Алек и не узнал собственный голос. Настолько он звучал разбито.
Клэри шокировано уставилась на него.
— Что… что ты такое говоришь?
— Я его соулмейт, идеальный донор. Мы совместимы, даже анализы никакие не нужны, — с каждым словом Алек словно оживал.
Клэри молчала, без возможности подобрать слова. В том, что предлагал Алек, было здравая мысль, но сама идея…
— Ты в своём уме?! — взвизгнула она. Горло сдавило плотным жгутом.
— Ты сама сказала, что у нас нет выхода. Хочешь, чтобы твой брат умер? — Лайтвуд уже всё решил. Он поможет своей паре, даже если для этого ему придётся расстаться с собственной жизнью.
— Конечно, не хочу, — ответила Клэри. Её бледное лицо покрылось красными пятнами от злости и досады.
— Я не смогу жить, зная, что в моих руках была возможность его спасти, но я не воспользовался ею, — пытался уговорить её Алек.