– Глядя на тебя, в этом не сомневаешься, – отвечаю я. Он не оценивает мою шутку и советует мне засунуть мои мнения о нем в одно неудобное для этого место. Пино, свалившийся со стула, просыпается.
– Вы уже здесь! – бормочет он, глядя по сторонам.
– Как видишь, мы быстро управились, – говорю ему я. – А теперь, ребята, возвращайтесь по домам, докажите вашим супругам, что их брак не фиктивный, и набирайтесь сил для завтрашнего дня.
– Слава богу, я не женат, – отвечает Пакретг.
Расставшись с ними, я вспоминаю о домино Эктора, разложенном на столе в нашей столовой, и содрогаюсь. Мысль о новой встрече с жутким кузеном для меня настолько невыносима, что я предпочел бы пойти прогуляться в морг, только не возвращаться домой.
Котлы на моей руке показывают десять часов. Самый идиотский час вечера. Это все равно что три часа утра. Человека, которому в этот час нечем заняться, остается только пожалеть. Дело маньяка давит мне на нервы. Я терпеть не могу психов, у меня из-за них возникает ощущение неловкости. По-моему, для этого задания больше подходит психиатр, а не я. В любом случае нет нужды пороть горячку. Маньяк уже поработал на этой неделе, так что у нас есть время.
Я сажусь в свою машину и наугад еду по улицам. Они почти пусты, что чертовски приятно. Если бы был богачом, то ездил бы только по ночам.
Эта зимняя ночь как на заказ. Светит луна, воздух почти теплый, как будто природа перепутала числа и решила, что начинается апрель.
Я подъезжаю к Опере, сворачиваю на бульвар Капр и вдруг замечаю, что нахожусь в нескольких сантиметрах от улицы Годо-де-Моруа (не путать с Моруа Андре из Французской академии).
Моя персональная киношка прокручивает восьмимиллиметровый фильм о деле Буальвана. Я снова вижу комнату консьержки, где мы сидели в засаде, человека за рулем тачки, то, как он снял девочку, как мы его преследовали, вижу драму на берегу...
Не знаю, какой полицейский инстинкт заставляет меня вернуться на место наших подвигов. Я поворачиваю на нужную улицу и тащусь по ней на смехотворной скорости. Увидев блондинку, меряющую шагами свои пятнадцать метров асфальта, я прижимаюсь к тротуару и подъезжаю к ней.
– Пойдем со мной, голубок, – мурлычет она таким тоном, от которого закружилась бы голова и у черепахи.
– У тебя плохо с зоологией, моя красавица, – говорю я, останавливаясь. – Я не голубок, а легавый.
Тут она меня узнает, и ее радость достигает размеров безумного ликования.
– О! Мой спаситель!
– Браво, дорогуша, ты лучшая физиономистка, чем фотоаппарат.
– Как приятно вас снова увидеть. Здорово, когда тебя спасает такой красивый парень. Мы не виделись с того случая на прошлой неделе...
Она виляет задницей, чтобы соблазнить своего спасителя.
– Чем вы занимаетесь? – воркует она.
– Я, как ты: ищу клиентов.
– У вас что, тоже мертвый сезон?
– Я бы не сказал. А как твои дела?
Она пожимает плечами, достает из сумочки две сигареты, протягивает одну мне и вздыхает, ожидая, пока я дам ей огня.
– Пфф! Так, идут помаленьку. Я смотрю, как она посасывает свою сигарету, и мне в голову приходит одна идея. Не просто идея, а Идея.
– Слушай, красавица, я хочу поговорить с твоим парнем.
Она немного напрягается, и ее лицо теряет всякое выражение.
– У меня нет никакого парня.
– Эту туфту, – говорю я, задувая спичку, – оставь для клиентов. Им надо верить, что они наткнулись на добродетельную девочку, вышедшую на панель только затем, чтобы набрать денег на оплату операции мамочки. Не забывай, что я не мальчик из церковного хора! Если я хочу поговорить с твоим сутенером, то не для того, чтобы доставлять ему неприятности, поверь... Она колеблется.
– Ладно. Я вам верю. Поехали...
– Закрываешь лавочку?
– Я сегодня открыла ее рано, так что можно.
– Далеко ехать?
– Авеню Жюно.
– Тогда прошу в мою машину...
Через несколько минут мы останавливаемся перед неброским баром, окна которого целомудренно закрыты плотными занавесками.
– Здесь, – сообщает красотка.
У нее серьезная мордашка, как у хорошей девочки, которую мама просит поиграть на пианино.
– Меня зовут Мари-Терез, – шепчет она, прежде чем открыть дверь.
Мое появление в забегаловке проходит таким же незамеченным, как шалость месье, засунувшего руку за корсаж английской королевы во время торжественного приема в Букингемском дворце.
Я замечаю, как сильная дрожь пробегает по рядам немногочисленных клиентов. Некоторые играют в карты, другие тихо переговариваются. Несколько девиц, собравшихся в кучку в сторонке, красят ногти, болтая о пустяках.
Мари-Терез идет к столику в глубине зала. За ним сидят два месье, которые глубоко бы оскорбились, если бы у них спросили их номер в социальном страховании.