Во все века скульпторы ваяли статуи влюбленных: сегодня это выщербленные, обглоданные временем камни, свидетельства упрямых человеческих потуг увековечить счастливое мгновение и их тщетности, ибо бессмертно лишь мимолетное.
Ты что‑то быстро написала на листке бумаги и протянула мне: “Там, в темноте, – волшебный город или я не знаю что… чего не передать словами”.
Замри. Не двигайся. Останемся вот так навсегда. Дай мне дышать твоим дыханием. Под моей рукой мелкими стежками прошивает вечность твой пульс, отмеряя ритм застывшего на лету времени счастья. Да, где‑то во внешнем мире существуют голод и смерть, так говорит нам голос сострадания. Он что‑то бубнит у меня в груди, но глохнет в сладкой истоме утоленной жажды. Когда‑то отправившийся в одиночку в дальнее плавание друг прислал мне письмо с другого конца света, в котором расписывал неземной покой, доступный, говорил он, лишь тому, кто очутился один на один с океанским простором, – я вспомнил об этом и еще крепче благодарно сжал тебя в объятиях. Ведь мне, чтоб испытать такое, совсем не нужно пускаться в открытое море под парусом. Я почти не дышу – только впиваю легкое дыхание твоих губ, уснувших, прильнув к моим. Ночь накрывает нас своим шатром, дрема гасит сознание. Ты любишь спать в одной и той же, успевшей стать привычной позе, а если я пошевельнусь, попробую убрать свою руку, ты что‑то сонно шепчешь, ловишь меня мелкими поцелуями и возвращаешь все на место. Лаура…
У меня выступают слезы, но это только потому, что я подумал о Рексе, моем старом псе, как он вильнул мне хвостом перед смертью.
Глава V
Свежий взгляд ребенка даже истоптанным тротуарам возвращает молодость. С Лаурой я заново пережил многие радости, которые когда‑то дарил мне мой маленький сын. Мы катались на лодке в Булонском лесу, поднимались на Эйфелеву башню, катались на аттракционах на Тронной ярмарке[5], это было открытие Парижа. Я водил Лауру в рестораны, где столько раз обедал с деловыми партнерами, что уже и стены опротивели, теперь же, вот чудо, мне тут очень нравилось. Я шел по залу вслед за Лаурой и ловил на себе взгляды посетителей, они изучали мою физиономию, природный крой которой в сочетании со следами лихих военных лет производит сильное впечатление, только легионерской фуражки не хватает, – прикидывая, не слабо ли мне. До сих пор, насколько мне известно, я благополучно проходил эту проверку, которой неминуемо подвергается в роскошных ресторанах немолодой мужчина, явившийся в сопровождении юной женщины. Я угадывал, о чем шепчутся за столиками: “Сколько же это лет Жаку Ренье? – Трудно сказать… – Сыну его уже за тридцать… Он воевал вместе с Шабаном[6]… – Совсем не пьет… – Наверно, здорово следит за собой…” А я вовсе за собой не слежу. У меня плоское, изрезанное шрамами лицо, светлые, коротко подстриженные, с обильной сединой волосы, мощные челюсти, и вообще я сложения неслабого. Одежду ношу лет по двадцать и очень ее берегу – терпеть не могу обновки. Со временем видимость срастается с сутью, так что мой фирменный облик почти не меняется вот уже лет десять. Я сжился с ним и им проникся.
Лаура выныривала из простынь и подушек, как из облака пуха, и словно искала рукой, за что схватиться. Когда с губ ее срывался крик, она отворачивалась и кусала руку, чтобы не дать ему взлететь к небесам. Однажды я спросил, зачем она так обделяет небо.
– Я воспитывалась в монастыре, – ответила она, и я удивился: неужели бразильские монахини дают такой диковинный обет молчания.
– Сегодня мне звонила из Рио мама, и я ей рассказала про тебя. Она все знает.
– Правильно, маме и надо рассказывать все, если она живет на другом конце света. И как мама отнеслась к этой новости?
– Очень хорошо. Сказала, если я счастлива, то это не важно.
– Никак не привыкну к бразильской манере выражаться. Что именно не важно – счастье?
Прежде чем ответить, она долго смотрела на меня – такая трансляция хорошего настроения.
– Не бойся, Жак.
– Что это значит? – вскинулся я. – Чего я, по‑твоему, боюсь?
6
Имеется в виду Жак Шабан-Дельмас (1915–2000), французский политический деятель, соратник де Голля, участник движения Сопротивления. Свой подпольный псевдоним