В него я и сел.
От меня до двери было метра четыре, не больше, но я сидел так неподвижно, что вошедший Руис, полуголый, в кожаных черных штанах, не сразу понял, что в комнате кто‑то есть. И только закрыв за собой дверь, увидел меня. Реакция его была быстрой и резкой – как налетчик я ему в подметки не годился. Ничуть не удивившись, он в мгновение ока прыгнул на меня, уже с ножом в руке. Я едва успел заметить, как он выхватил его из кармана на голени.
Но я уже направил на него свой кольт.
Он застыл, остановился на лету – такому сила тяжести не помеха. Теперь он стоял в двух метрах от меня на полусогнутых ногах, c растопыренными руками и ножом на изготовку, губы его дрожали, расширенные глаза упирались в револьверное дуло.
Я держал палец на спусковом крючке. Лицо полыхало жаром.
Я смотрел на него. И лишь в эту минуту, разглядывая это тело, дышащее упругой силой, которую я с возрастом утратил, я понял наконец цель моей вылазки: я пришел вернуть свое добро. Тот инструмент, который мне принадлежал и хорошо служил и которого я потом лишился, – пришел забрать его обратно, показать, что я его хозяин, и заставить снова мне подчиняться.
Руис попятился.
– No, señor, no! – хрипло простонал он. – No![24]
Он выронил нож и вскинул руки.
В разрезе глаз и широких скулах угадывалось что‑то от гипотетических монгольских предков. Так он из тех, из наших завоевателей. Но в приоткрытых дрожащих губах ни следа прежней твердости; страх – фактор цивилизующий.
На запястье у него были надеты украденные у меня золотые часы.
Я посмотрел на них. Только тогда он меня узнал. И отступил еще на шаг.
– No me haga daño, señor![25]
– Испанский мы с тобой поучим в другой раз, – сказал я.
Он снял часы, нагнулся и пустил их по полу в мою сторону:
– Вот возьмите, señor… Я остался без работы, мне было нечего есть.
– Ну да, поэтому ты их не продал!
Я внимательно изучал его тело. Сложен он был, надо признать, лучше, чем я. Уже в талии, шире в плечах. Не меньше силы и больше грации в бедрах. Но это тело подходило не борцу, а акробату. Все его нервы, жилы, мышцы дышали такой страстной жаждой жизни, какой я у себя уже и не помнил.
Когда же наконец я выучил его наизусть, то вытащил из кармана и бросил к его ногам водительские права. А паспорт оставил у себя. Он подобрал права и изумленно уставился на меня. Теперь он вовсе ничего не понимал. И превосходно! Это было мне на руку.
Я встал. Достал купюру в пятьсот франков и визитную карточку. Толкнул назад свои часы, а деньги и визитку тоже бросил на пол. И, помахав револьвером, сделал ему знак отойти подальше. Он живо повиновался.
– Отлично, Антонио, привыкай, – сказал я. – Тебе придется слушаться меня.
– Si, señor, – прошелестел он в ответ.
Я вышел и захлопнул дверь. Кольт положил в карман, закурил сигарету. Руки ничуть не дрожали. Я медленно спустился вниз по лестнице и зашагал куда глаза глядят. Я чуть не застрелил Руиса, хотя так и не понял хорошенько, из каких побуждений: потому ли, что хотел от него избавиться, что ненавидел эту его животную энергию, которая захлестывала меня, как неотвратимое будущее, или же потому, что больше не верил в себя и хотел спасти Лауру.
В тот день мы собирались съездить пообедать куда‑нибудь за город. Я ворвался к Лауре с триумфом и перепугал ее.
– Что случилось, Жак? У тебя такой вид…
– Я чуть не убил человека.
– Вечно ты гоняешь как сумасшедший.
Я сгреб в гостиной букеты неотступной своры ее поклонников, которые дожидались, пока я сдохну: ирисы, розы, тюльпаны – и выкинул все их в коридор.
– Я хочу быть с тобой наедине. А все эти цветочные угрозы… Еще несколько дней – и все окончательно уладится, я буду свободен, и мы с тобой уедем к черту на кулички!
– А где это?
– Ужасно далеко. Я сам еще не знаю где. Сядем в “ягуар” и покатим все прямо и прямо. Может, в Турцию… или в Иран.
Я открыл холодильник, налил себе выпить и, стоя к Лауре спиной, сказал:
– Нам понадобится шофер. Я знаю одного бывшего телохранителя из Елисейского дворца, он как раз подойдет. Они там сократили персонал, и он остался без работы. Надежный человек, абсолютно порядочный, ему лет пятьдесят. Надеюсь, он еще свободен. Если же нет… – я опрокинул стакан, – тогда найдем кого‑нибудь другого.
– Главное, чтобы был не надоедливый, – сказала Лаура.
Все следующие дни я отправлял Руису деньги по почте, чтоб он не вздумал переехать.