О Боже!
— Послушай меня. Послушай. — Кейт сделала еще шаг вперед. Его можно было уже схватить. Но если не получится, Ноле крышка. — Давай поговорим. Расскажи, как я тебя спасла.
Он на секунду закрыл глаза, и Кейт просунула пальцы в сумку.
— Что ты делаешь?
— Ничего. — Она показала ему пустую ладонь. — Видишь, ничего.
— Посмотри на меня.
— Я смотрю.
— Это был я. Неужели не можешь вспомнить? Смотри.
— Но…
— Я хочу, чтобы ты узнала меня, — произнес он очень грустно.
— Но как?
— Ты спасла меня. А теперь вот не можешь вспомнить. — В его голосе слышались слезы.
— Я пытаюсь вспомнить, но…
— Думай!
Кейт казалось, что он бредит.
— Я думаю, думаю. Но ты помоги. Мне тоже нужна помощь.
— Зачем?
Кейт ответила не сразу.
— Потому что мне тоже больно. Очень, очень больно. Погиб мой муж. Его убили. И мне больно. Так, что хочется плакать. Все время.
— Мне очень жаль тебя.
— А теперь скажи, что я должна вспомнить. Пожалуйста.
— Того человека. Ну, из тех. Одного из многих. Понимаешь? Которому она продала меня. Он связывал нас и фотографировал. Меня… и другого мальчика.
О Боже! Вот, значит, что означали эти лица на краях его последней картины, с заклеенными пленкой ртами. Конечно. Кейт только сейчас поняла. Лонг-Айленд-Сити. Они с Лиз выследили детского порнографа, Малколма Громли. Обнаружили в его логове двоих несчастных мальчиков, Денни Клингмана и еще одного. Связанные, голые, с заклеенными ртами. Она тогда этого Громли чуть не убила, после того как Лиз увезла ребят в участок.
— Когда я увидел тебя по телевизору, а потом вспомнил, я знал, что ты снова спасешь меня. И ты спасла. Теперь я вылечился. А тогда… зачем ты отдала меня ей, Саре Джейн? Зачем? Моей… матери… она продала меня Змею. Но потом я с ней разобрался… и с такими, как она.
Понятно, понятно, все понятно. Его мать была проституткой. Совсем юная, сама еще ребенок. Он убил ее. И потом выбирал для своих экспериментов с цветом тоже шлюх.
Кейт попыталась вспомнить, как выглядела Сара Джейн, но ей не удалось.
— Это от меня не зависело, — сказала она. — Я бы никогда не позволила, но тебя передали в другой отдел полиции. Жаль, что так получилось.
— Жаль?
— Да.
— Все всегда жалеют, когда уже поздно. Только и слышишь — извините, не туда попал. Извините! Извините! Извините! — Его лицо задергалось, руки задрожали, нож для разделки мяса закачался над огромным животом беременной Нолы, задевая кончиком блузку.
Девушка издала приглушенный стон, и Кейт наконец встретилась с ней взглядом. «Я спасу тебя», — показывала она глазами. Все будет в порядке. Хотя, видит Бог, она совсем не была уверена в этом. Нужно достать пистолет.
— Она продала меня. Продавала. Много раз. Змею. Другим. Дайте мне это — то, что справа, такое большое, крепкое, заткнись, заткнись. Сегодня переменная облачность, временами осадки с… где мясо? Заткнись, заткнись, заткнись…
Теперь уже трудно было понять, когда он бредит, а когда говорит осмысленно. Если войдет в транс, то спасти Нолу не удастся. Глаза Кейт наткнулись на флакончик с таблетками амбьен, который она оставила вчера на стойке. Возможно, это выход. Надо попытаться.
— Я знаю, это было ужасно. Ты столько пережил. — Кейт вспомнила миловидного мальчика с пухлыми губами, который не переставая плакал. — Пожалуйста, позволь мне теперь помочь тебе.
— Помоги, помоги мне, — забормотал он, прикрыв глаза. — Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне.
Кейт полезла за пистолетом, но он мгновенно очнулся.
— Перестань! Что ты делаешь? Хочешь обидеть меня?
— Нет. Я… я… — Кейт вытащила руку из сумки. — Ты вспомнил, как я спасла тебя, забрала у того злодея. Но потом сказал, что я спасла тебя снова. Как?
— Чудо. Чудесный крем. Похожий на сливки, снимки, обрывки, проститутки. Мать, перемать, как снимать! Ребенка… ребенка… ребенка! — Он моргал и бешено вращал глазами. Сверкали белки. Рука с ножом дрожала, готовая в любую секунду опуститься.
Пистолет. Но страшно пробовать, он снова может очнуться.
— Джаспер. Джаспер. — Кейт мягко произнесла имя, и это, видимо, вернуло его к реальности. Он посмотрел на нее. — Послушай меня. Давай решим кое-что. Ты и я. Вместе. Хорошо? Ты слушаешь меня?
— Слушаю. — Его лицо опять задергалось.
— Расскажи мне о чуде.
— Сейчас все прекрасно. Все… восстановилось. — Он улыбнулся и вдруг стал почти нормальным. Даже не моргал. — Я знал, что если увижу тебя, поговорю с тобой, то все будет в порядке. И чудо останется навсегда. Так и есть. Я теперь вижу все цвета.