Дело в пятницу было, аккурат под праздники. Выехали мы в промзону, что за рекой. Раньше-то она закрытая была, а потом всё развалилось, заводы позакрывались, цеха на распродажу в розницу выставили. Теперь там что ни цех — мини-завод, вроде твоего. А коллектор как был общий, так и остался. Если что где прорвёт, они, хозяева эти новые, сначала полдня друг с другом ругаются, кому платить за ремонт, а потом уж нас вызывают. Вот и в тот раз аварию мы ликвидировали только под вечер. Собрались, поехали на базу. А по дороге я вспомнил, что оставил в коллекторе свой баул. Жалко стало, веришь, нет? С инструментом-то, со своим, сживаешься, как с родным. Ты вот сможешь сейчас на пальцах показать, какой у твоей размер бюста? Не женат? Счастливый! А я не могу, хотя каждую ночь как штык! Вот размер любимого разводного ключа покажу с точностью до миллиметра, потому как двадцать лет с ним уже неразлучно. Да… Так вот, как вспомнил о пропаже, решил втихаря вернуться. Почему своим ничего не сказал? У нас, знаешь ли, народ такой, что лишний раз лучше не подставляться. Потом проходу не дадут: засмеют. Переоделся, значит, спецовку в пакет кинул и обратно в промзону на автобусе. Своей позвонил, наврал что-то про халтуру. Подъезжаю, а зона-то уже закрыта. Это раньше по ночам работали, а теперь ни-ни! Ну, я на пролом лезть не стал: с нынешними охранниками хрен сговоришься. Раньше бутылку им поставил — и всё, а теперь каждый, кто камуфляж надел, так и норовит себя начальником выставить да унизить кого другого. Отошёл я от забора метров триста, ковырнул люк и спустился в колодец. Люк за собой, конечно, обратно прикрыл: не ровён час, какой наркоман залезет, а мне потом отвечай. Минут через пятнадцать добрался до отвода, где мы аварию ликвидировали. Забрал свой баул родненький и взад потопал. Довольный иду, даже насвистываю. Дошёл уже почти, как вдруг впереди какие-то звуки послышались: словно кто-то железкой по полу скребёт. Честно говоря, струхнул я не на шутку. Развернулся и припустил со всей мочи. Бегу, а сзади слышу: клац, клац, клац. Догоняет сволочь. Я уже потом понял, что со страху не в тот коридор свернул, а тогда даже "ой" сказать не успел — так со всего разбегу в стену и впечатался. Тупик, мать твою! Из глаз искры, а я даже боли не чувствую, всё прислушиваюсь: что там сзади? И повернуться боюсь, и деваться некуда. Достал из баула "шведки" и не глядя швырнул за спину. Думаю: не попаду, так хоть напугаю. Что? Не знаешь, что такое "шведки"? Ну, ключ такой специальный. Только бросил, значит, как позади такой грохот раздался, будто я не "шведки" кинул, а гранату. Минуты через две пыль осела. Обернулся. Гляжу, мать честная, а выхода-то и нет! Там, где только что коридор был, — плита стальная. По бокам коридора швеллера, так эта плита по ним, словно по рельсам, с потолка съехала и выход перекрыла. Но самое страшное не это! Тварь, что за мною гналась, вместе со мной в мышеловку угодила! Сидит, гадюка, возле плиты и скалится. Что за зверюга? А бог её знает — тропическая какая-то. Ты по телику голых кошек видел? Так вот эта почти такая же, только побольше раза в два и светится вся, словно елочная гирлянда. Что ты лыбишься? Уговаривались же! Трезвый я был! А с тех пор вообще, кроме пива, ничего в рот не беру. Ну, будешь дальше слушать?
Так вот, первые десять часов мы так и сидели в разных углах. Я вооружился, чем мог: в правой руке ключ разводной, в левой отвёртка. Зверюга тоже времени зря не теряет: когти об пол точит. Сидим. Я ведь как думал поначалу: главное мне продержаться до того, как меня искать начнут. Но потом понял: никто меня здесь искать не будет. Да и плита такая толстая, что не достучишься, не дозовёшься. И решил я, что нужно как-то самому выбираться. Осмотрелся. Вокруг пыль лежит, будто здесь сто лет никто не хаживал. Я сразу понял — военный объект или что-то вроде того. Плита встала, как влитая. Ни щёлочки, ни единого зазора. Это я уже потом выяснил, когда рассмотрел её поближе. Как подошёл? Да как-как, ножками, конечно! Это уже на второй день было. К этому времени, мы со зверюгой уже подружились. А что? Тварь оказалась смирная, да и человечина в плане пищи её не интересовала. Она всё больше лампочки аварийного освещения жрала, пока я на неё не прицыкнул.