— …еще немного и не только взрослые, но и наши ученики станут тыкать в нас пальцем! В коллективе царит растерянность, дисциплина ослаблена! Разве вы этого не видите? — Каплирж повернулся к Бенде: — Скажи хотя бы ты, Франтишек…
— Я, что я… не знаю! — промямлил Бенда, порываясь уйти.
Бржизова опять отпила глоток, поглядывая поверх бокала на коллегу и обдумывая, наигранное ли это возмущение или вся история с даром данайцев действительно так на него подействовала.
— Следующее партсобрание, как тебе, Йозеф, несомненно, известно, состоится через неделю. Если будет необходимо, мы обсудим и эту историю! — попыталась Анечка Бржизова урезонить Каплиржа. Но Каплирж не успокоился. Он вдруг раскинул руки, с такой быстротой выхватив их из карманов, что жест этот показался даже комичным, и закричал так громко, что Дана и Божена Кутнаерова оглянулись:
— Не знаю! Возможно, я рехнулся и все напридумывал! Пусть так! Но я решительно не согласен с тем, чтобы замяли этот вопрос, чтобы все мы, члены партии, ходили вокруг да около проблемы, не замечая ее, и утверждали, будто ее не существует!
Бенда моргал глазами, ожидая ответа Бржизовой.
— Успокойся, Йозеф, ведь ничего страшного не стряслось! — только и сказала она.
Каплирж оскорбленно передернул плечами.
— Думай как хочешь. Но я докажу тебе, что это не только мое мнение!
Могло показаться, что Каплирж оттолкнулся от стола, так он летел к дверям.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила Анечка Бржизова у Бенды, который застыл на месте, пораженный столь неожиданным побегом коллеги.
— Я… я… не знаю, Анечка. Но нечто подобное я уже пережил. У нас, в третьей роте, служил поручик Бенетка, и все утверждали…
Анечка перебила его жестом.
— Извини! — Она холодно глянула на него. — Мне нужно к Иренке! — И отошла, чтобы вручить невесте подарок от коллектива педагогов — электрогрилл.
А Йозеф Каплирж уже влетел на третий этаж. Он хотел было ворваться в свою комнату, как вдруг услыхал за неплотно закрытыми дверями 6-го класса чьи-то шаги. Открыв двери и увидав Губерта Влаха, он вошел в комнату.
Губерт Влах цветным мелком рисовал на доске гигантский цветок в разрезе. Это была интересная картина, главным образом потому, что автор исполнил ее лишь в синем и желтом цвете. И только для подписей употребил белый мелок.
Услыхав скрип паркета, Губерт обернулся. Вид у него был такой, будто его застигли за чем-то запретным.
— Ты почему не внизу? — спросил его Каплирж.
— Мне надо пораньше уйти. Это, — Губерт ткнул пальцем в направлении доски, — на завтра. Утром здесь как в сумасшедшем доме. — Он опять повернулся к доске и принялся украшать точками завязь.
— Знаешь, Губерт, иногда я тебе удивляюсь и восхищаюсь тобой! — промолвил Каплирж, усаживаясь за первую парту в среднем ряду.
— Что ты имеешь в виду?
— Можно было ожидать, что после перевода ты опустишь крылышки. Но ты один из немногих, кто ведет уроки в полную силу своих знаний.
— Оставь!.. — В завязи точек становилось все больше и больше, и она походила теперь на мешок с золотыми монетками.
— Не могу не удивляться, что у нас этого никто не замечает…
— На такие вещи ни у кого обычно не хватает времени!.. — ответил Губерт, ни к чему не обязывающим тоном.
Каплирж поднял палец.
— Ты хочешь сказать — у нас в школе! — Каплирж выскочил из-за парты и начал вышагивать по классу. Казалось, он разглядывает стены и все его внимание обращено на геометрические модели за стеклом. Но нет, это только казалось, он был слишком углублен в то, о чем говорил.
— Мы лишь регулярно заполняем и отправляем в роно анкеты и сводки. В этом мы, несомненно, на первом месте во всей стране. Но что касается самой воспитательной работы, политического воспитания педагогов — тут мы слабы. Лично я против директора Ракосника ничего не имею, более того, мы, можно сказать, друзья! Но я не могу простить ему, что именно политработа ускользает из его рук, что он не желает решать проблемы, избегает конфликтов. И потому каждый делает что хочет! Марешова меняет уроки, Камил является в школу подвыпившим, Гавелка, вместо того чтобы предупредить Ракосника об этих нарушениях дисциплины, знай себе заполняет клеточки и отсылает сводки. — Каплирж резко повернулся к доске. — Скажи, я не прав?
— Конечно, прав! — признал с неохотой Губерт. За его спиной опять послышались монотонные шаги.
— Взять хотя бы эту историю с тканью! Какова позиция директора школы? Что он предложил? Какое решение? Ты не сердись, но я вчера не выдержал и при всех высказал свое мнение. Сегодняшний день подтверждает, что я не ошибся. Коллектив взбудоражен. Люди рассуждают, кто виновен больше, кто меньше. Да ты и сам, наверное, заметил — начинают сбиваться в группки… короче говоря, у нас нет настоящего руководства! — Каплирж снова сделал паузу, ожидая реакции на свои слова. Но Губерт Влах молча выпрямился, переменил мелок и снова склонился к своему художественному произведению. — Я предложил, — продолжал Каплирж, — чтобы собрались хотя бы мы, члены партии. Знаешь, что мне ответила Андула? — Он сделал еще одну многозначительную паузу и презрительно ухмыльнулся. — Что ничего страшного не случилось! Гм! И это говорит председатель школьной парторганизации!