Но они делают вид, будто им все безразлично, отказываются вступить с ним в союз и начать фронтальную атаку на первопричину всех зол и ошибок. Нет, этим людям просто не хочется утруждать себя!
Они напускают на себя равнодушный вид, утверждая, что ничего особенного в школе не происходит. Но достаточно ему, Йозефу Каплиржу, открыть на любой странице заветный блокнот, как все они, один за другим, станут согласно кивать головами!
Он, Каплирж, понимает, что начал опасную игру. Но какой человек не устремится однажды вслед за своей мечтой?
Йозеф Каплирж достал из бумажной папки две копирки, аккуратно заложил между листами и, столь же аккуратно вставив в пишущую машинку, начал выстукивать длинное письмо.
В комнате, которую Камил Маржик снимает вот уже второй год, царит прямо-таки образцовый беспорядок. Тут же за дверью стоит набор барабанов и черные стереоколонки, в незакрывающемся шкафу болтаются на плечиках несколько пиджаков и курточка цвета корицы — такие надевают члены ВИА «Метафора» во время своих выступлений. Во чреве этого бездонного шкафа громоздятся друг на друге ноты, свитер, основательно вытянутый на спине, кепка и разобранный на части кларнет, коробка из-под фруктов, что на прошлой неделе прислала ему из Неголиц мама, грязные рубашки и один носок неопределенного цвета. Стол в комнате не поместился. К занятиям Камил готовится либо в школе, либо здесь, на низком книжном шкафчике, придвинутом к стенке. Он пишет всегда стоя, как Хемингуэй, стараясь уподобиться ему хотя бы позой, если не бородой. Отодвинув в сторону электрическую плитку и покрытый лаком корешок, в который вставлена свеча, и, таким образом, освободив себе жизненное пространство, Камил создает здесь свои педагогические шедевры. У противоположной стены стоят диван-кровать, полученный от Бенды задарма, и небольшая печурка.
На диване в настоящий момент возлежит его земляничная любовь и поглощает крохотные крендельки-пирожки, с осторожностью придерживая их рукой на животе на куске бумаги.
— Свадебные, ага? — спрашивает она с полным ртом.
— Ага!.. — недовольно поддакивает Камил, размышляя, как бы это без излишней затраты воды вымыть кастрюльку, в которой несколько дней назад он разогревал печеночный суп. Его возлюбленная желает кофе. Он хоть и считал ее желание чистейшей блажью, но тем не менее собирался исполнить.
— Какая она была? — снова спросила возлюбленная.
— Кто? — В банке, стоящей между оконными рамами, оставалось еще немного воды. Он взглядом разделил воду на две части.
— Я про свадьбу…
— А-а-а, большая!… — Камил распахнул окно и выплеснул грязную воду из кастрюльки прямо на улицу, не опасаясь возможных последствий. Сунув в кастрюлю нос, он счел, что гигиеническое вмешательство уже дало необходимые результаты, и, повторив процедуру, закрыл окно. Кастрюлю с небольшим количеством воды Камил поставил на плитку, а конец шнура, из которого торчали два провода, осторожно сунул в розетку.
Громко вздохнув, Камил обтер мокрые руки о штаны и, разбежавшись от дверей, одним прыжком очутился на диване рядом с девушкой, которая едва-едва успела спасти гостинец. Камил тоже сунул в рот сладкий пирожок, за ним еще один, ибо первый показался ему невыносимо маленьким, и оба они принялись изучать потолок над головой, с которого свисала на двух проводках лампочка в черном патроне.
— Ну а что пан жених?
— Как штык! — Камил не сказал, что Мирек уже с утра поднабрался и брачную церемонию в ратуше сопровождал глупым хохотом, что многие из собравшихся справедливо сочли весьма непристойным. Невеста же, напротив, была грустна и с вымученной улыбкой отвечала на обычные остроты и принимала поздравления. «Метафора», уже не в полном составе, играла на пиршестве танцевальную музыку, благодаря чему гости за столом не засыпали. Так же как и Камил, многие из присутствующих на этой свадьбе ощущали неприятную тень чего-то, чего не могли ни определить, ни назвать. Как ни старались гости создать хорошее настроение, ничего не получалось, и только алкоголь, имеющийся в достаточном количестве, сделав свое дело, спас общественное мнение о свадьбе в целом. Начало скверному настроению положил, пожалуй, один из дядьев Мирека, облаченный в черный костюм, который он надевал как на похороны, так и на свадьбы своей многочисленной родни. Он заказал сольный танец для жениха и невесты. Камил, выслушав просьбу, объявил медленный вальс. Жених поднялся и пригласил молодую. Они сделали несколько «па», и вдруг лицо Мирека скривилось от боли, недолеченная нога отказалась делать сложные движения, им пришлось сесть, принося бесконечные извинения, со ссылками на состояние здоровья новобрачного.