Те, в кабине, клюнули и повернули ручку. Прскавец, воспользовавшись моментом, резко рванул дверь на себя. В кабине находились молодые люди лет по тринадцати. Они курили! Увидев учителя, курильщики побросали сигареты в унитаз, и мальчишка ростом повыше мгновенно спустил воду. Вода с шумом обрушилась на окурки — свидетельство их преступления, но Прскавец уже держал обоих за уши и безжалостно тащил из туалета в коридор. Преступники вопили и клялись, что больше никогда в жизни не возьмут в рот сигарет.
В коридоре Прскавец столкнулся с двумя мужчинами в длинных пальто.
Он поздоровался, ибо сразу же узнал их.
Те сдержанно ответили, обменявшись между собой взглядами.
Прскавец отпустил мальчишек и засмеялся:
— Все курильщики начинают одинаково!
Лица прибывших были подобны уксусной эссенции, но, несмотря на это, они по очереди пожали ему руку, потому что были знакомы много лет.
Яна Ракосника они застали в его кабинете. Три дня, проведенные в больнице, подействовали на него не лучшим образом. Строгая диета и недостаток свежего воздуха погасили румянец и прочертили от носа к губам две глубокие морщины. И даже воротник рубашки в тонкую полоску казался теперь на номер больше нужного. Пришедшим уже было известно, что электрокардиограф не отметил критического состояния сердечной мышцы, кардиограмма была нормальной, а говоря точнее — в границах нормы. В тот вечер после собрания он выпил снотворного, понимая, что не уснет. Они с женой снова и снова разбирали события последних часов. Ян Ракосник вернулся из школы взволнованный, отказался от ужина и только к полуночи попросил чего-нибудь поесть. Алена, зная, что он любит гренки на сале, пожарила пять штук с колбасой и яйцом. Ян Ракосник не заметил, как съел все пять, потому что вслух рассуждал о неожиданной атаке Каплиржа. Часов около трех Ян Ракосник проснулся от невыносимой боли в области сердца! Вот оно, началось! — мелькнула у него мысль об инфаркте. Он ощущал также острейшую боль и в области желудка, но ничего не сказал приехавшему врачу о жирных гренках. Ему казалась постыдной возможность столь банального происхождения жестокой муки, и потому он с радостью согласился на незамедлительную госпитализацию.
Но сейчас Ян Ракосник понял, что режущая боль, от которой он рычал, как дикий зверь, ничто по сравнению с тем, что он ощутил сегодня утром при чтении копии письма Каплиржа. Письмо пришло по почте вместе с остальной корреспонденцией в неприметном конверте, на котором стояла большая печать — R — rekomando — заказное.
Ян Ракосник прочел и в первую минуту не поверил своим глазам! Но копия была подписана «Йозеф Каплирж». А директор очень хорошо знал этот каллиграфический почерк. Закурив трясущимися руками сигарету, он позвонил Каплиржу и попросил зайти к нему в кабинет. Автор письма не заставил себя ждать.
Он почтительнейшим образом поздоровался, но директор Ракосник, не отвечая, приподнял кончиками пальцев три страницы четкого текста и, держа на весу, словно мерзкую жабу, спросил:
— Это писал ты?
— Да, товарищ директор!
Мгновенное признание несколько озадачило Яна Ракосника.
— Чего ты этим добиваешься?
— Там все сказано! — ответил Каплирж, и лицо его при этом было каменным.
— Вот уж не ожидал, что ты станешь писать на меня… доносы! — Директор Ракосник немного поколебался, прежде чем произнести последнее слово.
— Доносом это называешь ты, товарищ директор!
— Иные способы тебе не известны?
— На иные ты не реагируешь…
— Почему ты не пришел ко мне? Почему никогда не обратил моего внимания на допущенные ошибки? — пенял Йозефу Каплиржу директор.
— Тебе отлично известно, что я пытался это сделать!
— Неправда!..
Каплирж обдумывал каждое слово.
— Правда. Это могут подтвердить свидетели…
— А тебе не кажется, Йозеф, — директор обратился к нему по имени, как делал это всегда, — что это недозволенный удар ниже пояса?
Каплирж вздернул голову так, что стал виден подбородок с едва заметной ямкой.
— Об этом пусть судят другие! Еще что-нибудь, товарищ директор? — спросил он строго и машинально взглянул на часы.
Директор с превеликим неудовольствием отпустил его.
И вот теперь явилась эта пара, чтобы взвесить его, директора Яна Ракосника, заслуги и провинности. Они будут вершить суд наедине или потребуют присутствия жаждущей крови аудитории?
Гамза высказал пожелание, чтобы в разбирательстве приняли участие лишь члены партии, ибо в письме подвергнуты критике, кроме прочего, взаимоотношения между руководством школы и партийной организацией.