Дагмар, конечно, произносит это имя нежно: Иржи… Губерт заскрежетал зубами. Иржи… играет Дагмар звуками «рж», когда тот, склоняясь над ней, во тьме ищет ее губы…
Губерт услышал, как Марженка щелкнула там, в лаборатории, выключателем и взялась за ручку двери. Он мгновенно спрятал фотографию в карман и коленом задвинул ящик.
— Так!.. — Марженка вошла в кабинет и зажмурилась от яркого света. В руках у нее были два больших негатива на металлическом стоячке, которые она сразу же повесила на раму за дверью. Остальные уже сушились там. Подойдя к умывальнику, Марженка стала вытирать махровым полотенцем мокрые руки.
— Почему ушла Дагмар? — спросил Губерт.
— Не знаю… — ответила Марженка. Она стояла к нему спиной, он видел ее седеющие волосы и кривые ноги, которых не мог скрыть даже длинный халат.
— Дагмар опять уехала с ним, ведь это так, Марженка?! — выпалил Губерт без околичностей.
Марженка медленно повернулась, продолжая тщательно вытирать руки.
— Меня, Губерт, это не касается! Ты должен понять! — сказала она серьезно.
— Гм…
Марженка не хочет быть ни прокурором, ни судьей, Губерт ее понимает.
— Это ваше дело. Твое и Дагмар. Я убеждена — ты не захочешь, чтобы кто-то посторонний усложнял ваши отношения.
— Она не говорила тебе, — сказал Губерт хрипло, сам не узнавая своего голоса, — почему так поступает?..
— О таких вещах женщина женщину не спрашивает.
— Ты знаешь, кто он? — продолжал Губерт свои настойчивые расспросы.
— Да. — Марженка повесила полотенце на металлический прут и села за стол напротив Губерта. Губерт с Марженкой знают друг друга давно, с того самого дня, когда Дагмар начала здесь работать. Марженке было тогда около тридцати, и глаза ее были такими же мудрыми, как сейчас, через двадцать лет.
— Кто он?
— Не спрашивай меня. — Марженка, порывшись в картотеке, нашла две карточки, видимо относящиеся к снимкам, которые только что проявляла, написала на них какие-то цифры и снова поставила их туда, где торчали уголки соседних карточек.
— Дагмар тебе на меня когда-нибудь жаловалась?
— Нет, — ответила Марженка почему-то свысока.
Губерт передернул плечами и поднял воротник пальто.
— Или, может быть, когда-нибудь объясняла, почему она с ним… почему она с ним… путается?
Марженка, взглянув ему прямо в глаза, ответила:
— Нет, никогда. Но думаю, что я знаю сама…
— Так почему же?! — вскричал Губерт задрожавшим голосом.
Женщина в белом халате, придвинув к себе толстую тетрадь, принялась ее перелистывать и листала, пока не дошла до страницы, заполненной на одну треть. Она, видимо, обдумывала ответ и потому не спешила. Положив ладонь на чистую страницу и продолжая колебаться, неуверенно сказала:
— Потому что была одинока…
Губерт, воззрившись на нее остановившимся взглядом, вдруг разразился нервным хохотом.
— Одинока?.. Ну, ты, Марженка, даешь! Я от нее не отхожу ни на час, мы всегда вместе! Были по крайней мере, — поправил он себя, — у нее нет никаких причин поступать так! Добро бы я пил, обижал ее, бегал по бабам, как некоторые! Тогда еще понятно!.. — все больше распалялся Губерт.
— Возможно, я ошибаюсь!.. — согласилась Марженка.
Губерт пропустил мимо ушей ее попытку самокритики, он был слишком взволнован, чтобы выслушивать точки зрения, не совпадающие с его собственными.
— Тогда я сам тебе скажу, почему моя драгоценная супруга загуляла: она в том возрасте, когда женщина вдруг начинает понимать, что молодость пролетела, что ей давно уже не двадцать, она боится, что ничего такого-эдакого еще не вкусила, не пережила любовных интрижек, и, чем дальше — ты только не обижайся, — все меньше надежды, что кто-нибудь ее захочет! Ведь вокруг двадцатилетних девчонок — пруд пруди, а они для мужиков соблазнительней! Ей страстно захотелось пережить любовную встряску! — выпалил Губерт одним духом. Потом, резко поднявшись, неуклюже, словно у него были не руки, а лапы, с угрозой сгреб свою шапку и крикнул: — И она ее переживет! — в ярости, даже не попрощавшись, он выбежал из кабинета.
Глава пятнадцатая
Каждый мужчина раз в жизни должен собрать свой чемоданчик и громко хлопнуть дверью. Не ждать, не колебаться, не писать прощальных писем. У Губерта назревало именно такое решение. Он не хотел скандалов, сцен с позиции силы, уговоров, угроз. Он не знал, как поступит завтра, послезавтра, что будет через неделю или через год. Знал лишь, как должен действовать сейчас, сегодня: ему надо уйти, потому что он — лишний.