Резко подавшись вперед, Губерт вдруг вскрикнул от острой боли: ему показалось, что кто-то всадил ему в спину нож. Он, не разгибаясь, опустил обнаженную Павлу на пол. Естественно, никто и не собирался покушаться на его жизнь! В пояснице что-то хрустнуло, и Губерт так и остался в этой неловкой позе, скрючившись, громко рыча, словно раненый зверь.
— Что с тобой?.. — ужаснулась Павла, кинувшись к сброшенному на пол халату.
— Не знаю… что-то оборвалось в пояснице… страшная боль… — стонал Губерт, стараясь не двигаться с места.
Павла, уже одетая, протянула ему руку.
— Пойдем, приляг по крайней мере!
— Нет… не тронь меня!.. — оттолкнул ее Губерт, согнувшись в три погибели.
— Не можешь же ты так стоять до утра?
— Не… знаю!.. — чуть не плача, отвечал Губерт.
— С тобой уже случалось такое? — спрашивала Павла, стараясь говорить серьезно, хотя ей с трудом удавалось сдерживать смех.
— Было два раза… Простыл возле норок!
Павла не смогла упустить момент и лишить себя удовольствия:
— Кара за попытку изменить жене! Такое иногда бывает!
Губерт, укоризненно поглядев на нее, простонал:
— Ах, оставь! — и громко заохал. — В таком случае половина человечества ходила бы сгорбленной!
Павла, оценив, что он, несмотря ни на что, не утратил чувства юмора, предложила вызвать врача.
— Сделает укол, — успокаивала она Губерта, — и сразу полегчает!
— Пока он доберется!.. — засомневался Губерт и сделал попытку приблизиться к креслу. Из этого ничего не вышло: боль, видимо, была сильнее воли.
Павла начала действовать сама. Она побежала в переднюю к телефону и набрала номер «Скорой», вернулась и стала уверять Губерта, что врач будет вот-вот. Потом, осторожно взяв его под руку, энергично приказала:
— Пошли!
Губерт был готов ударить ее.
— Тебе нужно добраться до постели! — уговаривала его Павла, пытаясь усадить в кресло.
Губерт осторожно опустился на ковер и медленно пополз к дверям спальни.
Павла, разобрав супружескую постель, принялась раздевать его, Губерт орал, будто с него живьем сдирали кожу.
Она достала из шкафа мужскую пижаму и помогла Губерту влезть в нее. Пижама была не новой — когда-то ее, наверное, носил муж Павлы. Пижама после покойного! — мелькнуло в голове у Губерта, впрочем, сейчас ему было безразлично, главной заботой оставалось желание улечься поудобнее.
— Не устраивай сцен! — заметила вдруг Павла и подтолкнула его к кровати. Издав трубный звук, подобный слоновьему реву, он очутился на животе. Постель пахла совсем иначе, чем дома. Губерт из последних сил старался не думать о боли, а Павла, заботливо укрыв его, убежала, чтобы поскорее одеться.
Минут через двадцать, хотя Губерту они показались вечностью, приехал врач и сделал укол.
— До утра должно отпустить, — объявил он Павле, — но если не станет легче, привозите супруга в клинику!
— Спасибо! Большое спасибо, пан доктор, — сказала Павла, пожимая руку врачу, и проводила его на лестницу. Когда она вернулась обратно, Губерт уже лежал на спине, уставившись в потолок.
— Ну как ты?
— Кажется, получше…
Павла зажгла светильник над его головой, достала из-под подушки ночную рубашку и стала переодеваться, совсем его не стесняясь. Губерт, не поворачивая головы, чтобы не спровоцировать боли, тем не менее косился на ее тело, такое желанное и такое обещающее. Ему казалось, что в этой прозрачной рубашке Павла стала еще притягательней, чем в халате, когда пришла из ванной.
Собственное бессилие так и толкало его брякнуть какую-нибудь гадость. Что-нибудь вроде… «не боись — отработаю в другой раз», но он сдержался.
Павла нырнула под одеяло, натянула его до самого подбородка и повернулась к Губерту.
— Ну как, неистовый любовник? — улыбнулась она и нежно поцеловала его в щеку.
— Полная задница радостей! — не утерпел он, ему было просто необходимо выругаться.
— Вот и хорошо!.. — успокоила его Павла. Касаясь его голой рукой, она выключила ночную лампу. Спальня погрузилась во мрак. Через какое-то время глаза Губерта привыкли к темноте, и он начал различать отдельные предметы, слегка выделяющиеся в неверном свете уличных фонарей.
Губерт знал, что и Павла тоже глядит на высветленный квадрат потолка.
— Павла, ты спишь?..
— Нет, — тихо ответила она.
— Можно тебя кой о чем спросить?..
— Давай!
— Мне не хотелось бы обидеть тебя… — заколебался Губерт.