Губерт обошел клетку за клеткой, все до одной. Он уничтожал норок систематично, без какого бы то ни было волнения, зная, что избавляется от заразы равнодушия, от бацилл, всей опасности которых ранее не осознавал. По мере того как тачка наполнялась, Губерта все больше охватывало приятное чувство освобождения. Это, конечно же, не имело ничего общего с атавистической жаждой убийства. Он вверг себя в тысячный убыток, чего ни один зверовод не простил бы ему, но ни на мгновение не хотел сопрягать сладкое чувство свободы рук и души с зелеными стокронными купюрами!
Губерт отвез тачку с мертвыми норками в дальний угол сада, где у него хранилось удобрение. Перевернув ее, он прикрыл трупики толстым слоем старой соломы, набросав сверху навоза и земли, чтобы не растащили кошки.
Губерт поставил тачку на место, снова взглянул на распахнутые дверцы пустых клеток…
Теперь он может идти к жене!
Губерт убрал в ящик кожаные перчатки и снял в подвале старое пальто.
Впрочем, чемодан он на всякий случай оставил пока на лестнице…