Губерт остался с ребятами один. Он был настолько великодушен, что не замечал, когда какой-нибудь из дрожащих ребятишек заглядывал через плечо к соседу или шептал другому забытую теорему Пифагора. Он записал фамилию мальчишки, отпросившегося в уборную. Столь же аккуратно отметил его возвращение. Губерт несколько раз прошелся между рядами парт и заглянул в ребячьи листки. В голову пришла мысль, что сейчас многие из них не просто решают задачки, определяется большее — их судьба.
Через полчаса Губерт пометил уход и возвращение еще нескольких учеников. Среди них снова оказался тот, кто отпросился первым. Бедняга или сильно волнуется, решил Губерт, или страдает почками.
Кое-кто из ребят уже приступил ко второму заданию.
Губерт уселся к столу, чтобы не отвлекать детей своей беготней. Он достал из кармана пиджака газету, нашел спортивную рубрику и углубился в чтение. Время, отпущенное на экзамен, как и положено, тянулось очень медленно. Иногда Губерт поднимал глаза и окидывал взглядом класс.
И вдруг он заметил, что тот самый мальчик, который зачастил в туалет, что-то списывает, заглядывая под парту. Губерт не стал ему мешать. Он спокойно выждал, укрытый газетой, а потом все так же спокойно поднялся, подошел к окну, поглядел на улицу и, поеживаясь, перешел к противоположной стене, затем вдруг, сделав несколько быстрых шагов, схватил с коленей нарушителя разложенный лист бумаги.
Если сидя за столом, Губерт предположил, что мальчишка подсматривает забытые математические формулы, но теперь убедился, что тот переписывал с листка безукоризненно правильно решенные задачи, полчаса назад выведенные им, Губертом Влахом, мелом на доске.
Кое-кто из ребят оглянулся, но не заметил ничего подозрительного, настолько внезапным и быстрым было вмешательство учителя. Долгая практика, когда Губерту приходилось вытаскивать у ребят из-под парт запретное чтиво, выработала у него необходимые рефлексы. Губерт Влах смерил парня взглядом. Тот, побледнев, положил ручку перед собой.
Взяв у него листок с печатью школы, Губерт обнаружил, что мальчишка уже успел переписать начало второго задания.
— Можешь себя больше не утруждать! — сказал ему Губерт тихо, но весьма твердо и вернулся к своему столу. Мальчишка сидел, подперев голову рукой, и вид у него был достаточно вызывающий.
Губерт все понял: мальчишка вынес контрольную из класса, и в уборной кто-то ее решил, а через полчаса тот снова явился за нею, пользуясь своим правом на необходимые физиологические отправления.
Но вся неприглядность этой истории казалась очевидной одному только Губерту. Юный мошенник был сыном секретаря районного национального комитета.
— Ну и что из того? — спросил Губерт, когда директор гимназии, не скрывая замешательства, проинформировал его об этом.
— Досадно! Ах как нескладно получилось! Тебе, Губерт, просто следовало бы закрыть на все глаза! Другие ведь наверняка тоже списывали!
— Тогда зачем меня к ним приставили? — спросил Губерт.
Директор снисходительно усмехнулся:
— Таково предписание свыше. Ты и сам это знаешь…
Губерт прислонился спиной к дверям директорской.
— Ну и что вы собираетесь с этим делать? — показал он на два листка бумаги, которые, как вещественное доказательство, директор положил на свой стол.
— Оставь, Губерт! У мальчика одно задание выполнено, да еще часть второго! Этого достаточно, чтобы он прошел! Отнесись к случившемуся разумно…
— Но почему? Почему мы должны принять мальчишку, который жульничает, а кого-то другого, кто честно трудится, думает, пот проливает, из-за такого вот оставить за бортом?
Директор в раздумье раз-другой прошелся по кабинету. Он не выносил неприятных ситуаций, был врагом конфликтов и старательно избегал любых недоразумений. Инструкции, которые в огромном множестве спускали осенью из района или области, он выполнял беспрекословно и даже перевыполнял. До пенсии директору оставалось всего два года, и он ждал ее с нетерпением.
— Послушай, Губерт! Его отец — общественный работник! Член компартии! Уже с политической точки зрения мы не можем позволить себе исключить мальчика из школы и предать эту историю огласке. Ты понимаешь, что будут говорить в городе?
Губерт сморщил лоб.
— Именно потому, что его отец — коммунист, сын не имел права унижать себя подобным мошенничеством! — сказал Губерт решительно. — Что скажут об этой истории беспартийные?